года живет с людьми бок о бок, наверное, это ради чего-то очень важного ему.

А чего хочет Кента? Что для него настолько ценно в жизни, что он будет готов ради этого на все?

Голоса со стороны пруда отвлекли его, и он повернулся навстречу Хагиваре с супругой и сопровождающему их Мацумото. Кивком дав ему понять, что все в порядке, он встретил их вежливой улыбкой.

– Госпожа Таэко, вам стало лучше? – спросил он, и женщина, опираясь на локоть мужа, поблагодарила его за заботу.

– Она решила лично проводить вас, тем самым выразив почтение, – пояснил Хагивара. Хизаши, стоя чуть позади, изобразил лицом нечто вроде «Я пытался». Таэко выглядела куда здоровее, чем минувшим вечером, к ней медленно возвращались краски жизни, струящийся поток черных волос обрамлял посвежевшее лицо и стекал по спине почти до самой земли, ее платье знатной дамы было прикрыто теплой желтой накидкой с рукавами-крыльями, расписанной птицами и цветами.

– Вынужден признать, – нежно улыбнулся жене Хагивара, – ты была права, стоило раньше обратиться в Дзисин.

Они выглядели совершенно счастливой парой, но в памяти уже всплыли жуткие слова про проклятие и будущий ритуал хитобасира, и яркие краски вмиг потускнели. Вот бы найти способ задержаться, узнать все наверняка…

– Я непременно передам в вашу школу глубокие благодарности за работу ее учеников, – пообещал Хагивара, – повозка довезет вас до ближайшей деревни.

Кента еще не придумал, что возразить, но Хизаши уже раскланялся с хозяевами и потянул его к воротам. Оглянувшись на табличку с напутствием Будды, вырезанным в дереве, Кента понял, что друг прав, и, проявив неуместную настойчивость, они бы лишь вызвали гнев. Не рискуя говорить при постороннем, ехали в тесной повозке молча, а, распрощавшись с человеком Хагивары, остались вдвоем на перекрестке дорог: одна уводила дальше на юг, другая упиралась в крупное поселение, в котором даже было управление, правда, не конкретной школы, а сразу трех в одном доме. Такое изредка случалось, если строить отдельное управление оказывалось невыгодно, например, если поток прошений в этой местности был скудным, а поблизости имелось управление покрупнее.

– Надо найти ночлег, – первым заговорил Хизаши.

– Мы можем отправиться в Дзисин прямо сейчас, – немного удивленно сказал Кента. Еще даже не близился обед, до ночи они успеют преодолеть значительное расстояние. На что Хизаши закатил глаза и, взмахнув рукавами хаори, плотнее закутался в него.

– И слушать твое нытье всю дорогу? Если я скажу, что совет обратиться к монаху Сусуму Таэко получила именно от служанки Каэдэ, что ты сделаешь?

– Ты смог расспросить госпожу Таэко? – оживился Кента.

– И что человек, подобравший осиротевшую Каэдэ, это тоже монах Сусуму, тебе, наверное, неизвестно? – хитрым тоном подначивал Хизаши. – Как думаешь, кто бы взялся проводить хитобасиру в наши дни?

Кента замер как громом пораженный.

– Снова монах Сусуму?

– Это лишь предположение, но я бы удивился, если бы они нашли другого монаха в такой-то глуши.

Похоже, Мацумото был доволен собой, хотя недавно с пеной у рта сопротивлялся дальнейшему расследованию.

– Почему? – Кента остановил его вопросом, когда тот уже двинулся в сторону деревни. – Почему ты все-таки передумал?

«Нытье» Кенты едва ли было настоящей причиной, так что наверняка есть иная. Мацумото остановился и, повернув голову, бросил взгляд на чахлые деревья вдалеке.

– Боги не достойны таких жертв, – сказал он мрачно, почти зло. – Ни тогда, ни сейчас. Захотели крови? Ха!

И он продолжил путь, немного вразвалочку, стараясь не слишком запачкаться в образовавшейся из подтаявшего снега грязи.

Ночлег нашли в дешевом рёкане, и в подметки не годившемся заведению бакэнэко и ее «дочерей», но юноши и не собирались проводить в нем много времени. Едва оплатили постой, как начали расспрашивать о монахе, по слухам обитающем в некоем старом святилище. Такое место старик-владелец припоминал, а вот ни о каком Сусуму понятия не имел, как и другие люди, встреченные в деревне. Монах был неуловим точно призрак, о нем доподлинно знали только две женщинам из поместья Оханами – Таэко и Каэдэ, но они стали недосягаемы для рас-спросов.

Остановились возле управления трех школ оммёдо и экзорцизма. К нему сзади привалился жилой домик с огородом, обнесенным невысоким забором. Слышно было ворчание старой собаки, хриплое и совсем не злое, скорее, усталое.

– Надо сообщить кому-то о готовящемся ритуале, – решил Кента. – Так будет правильно.

– Можем сказать старосте, а тот передаст уездному начальнику, – предложил Хизаши.

Кента кивнул, но у Кенты было слишком дурное предчувствие. Этот мифический монах что-то замышлял, и лучше бы не торопиться оповещать простых людей о делах поместья Оханами.

– Я напишу Учиде Юдаю, – сказал он. Хизаши вытаращился на него едва ли не с ужасом.

– Почему ему-то?!

– В делах закона он опытнее, я доверяю Юдаю, – ответил Кента, все больше убеждаясь в своей правоте. – К тому же дело касается пусть мало известного, но аристократа, лучше если им займется Фусин.

Хизаши обреченно покачал головой.

– В Дзисин придут в ярость, когда узнают.

На что Кента с удивляющей даже его самого дерзостью возразил:

– В прошении значилась одна просьба, мы ее выполнили. То, что сверх того, Дзисин не касается.

– Знаешь, – Хизаши вдруг озорно улыбнулся, – мне это все больше и больше нравится. Идем же! Найдем монаха, чтоб его они драли, и узнаем, какие у него намерения.

Но прежде все же зашли в управление, где за стойкой складывал оригами немолодой мужчина, весело подпевая себе вполголоса. При виде посетителей он свернул журавлику шею, и тот понуро выпал из мозолистых пальцев.

– Доброго дня, – поприветствовал Кента. – Нам бы написать весточку в школу Фусин.

Работник бросил взгляд на его ножны и не скрыл удивления.

– Господа оммёдзи? Вот так дела. – Он скомкал неудавшегося журавлика. – Сейчас принесу письменный набор, обождите малость.

Он скрылся в подсобке, а Хизаши развернул птичку, разгладил и нахмурился.

– Хорошая бумага, – сказал он, – давно здесь проверок не было, похоже.

Любитель оригами из казенной бумаги вернулся, и Кента принялся за письмо. Закончив, попросил указать на конверте имя Учиды с подписью вручить лично в руки, и после они покинули управление. Погода не радовала глаз: ветер гнал с севера стадо снеговых туч, но тепло не ушло, и под ногами хлюпала противная жижа. Воздух был тяжелый, и на сердце тоже сделалось тяжело и тревожно. Солнечный диск, пока еще не поглощенный подступающим ненастьем, стоял в зените, хватало времени наведаться в старое святилище до наступления темноты. Может, они не найдут ничего, а может, все ответы уже ждут их там.

Отправились пешком, поскольку путь лежал через лес, густо заросший подлеском, а старые деревья теснились друг к другу,