Впервые за долгое время ей было спокойно – метания, притворство, фальшь… все отодвинулось. Она не думала ни о Снежане, ни о Руслане, а просто сидела, рассматривая клоунов и грея руки о горячую чашку. Словно заслонка опустилась и отсекла ее от жизни. Мысли текли вяло, она чувствовала себя уставшей и невыспавшейся. Вспомнила гороскоп для Близнецов, наткнулась случайно утром… что-то псевдофилософское: «Остановитесь и подумайте о своих целях и о цене, которую вы готовы платить. Представьте себе, что вы получили то, к чему стремились. Что дальше?» В смысле, да пошло оно все!

Что дальше? Семья, дети, уверенность в завтрашнем дне. Деньги, статус, счастливый дом. Немного фальши и немного притворства… ну и что? Все имеет цену. Она представила, как Руслан возвращается с работы, а она, красивая и заботливая жена, встречает его в прихожей. Он целует ее в щеку, а она принимает его портфель; накрывает на стол – его любимые блюда, любимое вино, любимый десерт. Он рассказывает о работе, она притворяется, что внимательно слушает, удивляется, восхищается, задает дурацкие вопросы, кричит каждым словом: ты лучший, самый-рассамый, лидер, вожак, гений!

Он замечает пятнышко на вилке, смотрит укоризненно, она извиняется и бежит за другой; он замечает, что льняная салфетка недостаточно хорошо выглажена, и смотрит укоризненно. Нет, он никогда ничего не скажет, просто будет смотреть укоризненно или замолчит и будет молчать весь вечер. Она попытается рассказать, как провела день, но он перебьет и попросит передать соль. И все время у нее будет чувство, что ее сравнивают с той, другой, ангелом во плоти, идеалом. А она, Тамара, не идеал, она обыкновенная! Игорек говорит, что идеал – это скучно. Она обыкновенная, со своими недостатками, сломанным ногтем, ненамазанная, растолстевшая… когда-нибудь. Она храпит по ночам, икает от холодного шампанского, любит пиво и соленые чипсы.

Игорек однажды прочитал им сонет Шекспира о том, что тело любимой «пахнет так, как пахнет тело, а не фиалки нежный лепесток». Потому что любимая живая и вовсе не идеал. А она, Тамара, нелюбимая и должна быть идеалом. И она лезет вон из шкуры, чтобы нравиться ему, покупает любимые духи… любимые духи той, сладкие до тошноты, загоняет себя в рамки, меняет стиль, перекраивает… Даже проклятое колье купила – синие стразы, хотя ей нравятся зеленые камешки!

Да, да, она делает все, чтобы соответствовать, но все чаще думает о том, что безнадежно проиграла. Заранее проиграла, потому что тягаться с тем, кто ушел, невозможно. И в постели он будет с той, и за столом, и в гостях. Он никогда не перестанет сравнивать их, и сравнение будет не в ее пользу. Она и раньше иногда думала об этом, но никогда так отрешенно, словно глядя со стороны. А ведь когда-то она любила его… или ей так казалось.

Входная дверь открылась, впустив струю холодного воздуха, Тамара услышала громкие и возбужденные детские голоса. Мужской голос призывал детишек к тишине и обещал все купить: и мороженое, и шоколадные шарики, и торт, и какао.

Компания села в дальнем углу: мужчина и двое детей лет пяти, мальчик и девочка. Близнецы. Дети принялись стаскивать с себя куртки и шапочки, все так же возбужденно переговариваясь. Тамара видела, как к ним подошла улыбающаяся официантка.

– Всем тихо! – приказал мужчина. – Здравствуйте, Мариночка! Им как всегда, мне кофе… тоже как всегда. Ну и погодка! Садик на карантине, няня простудилась, девать их некуда. Вот, пришлось взять отгул.

Девушка погладила по голове мальчика, что-то сказала девочке и отошла.

– Как нужно вести себя в кафе? – спросил мужчина. – Ну-ка! Таня!

– Не кричать и не бегать!

– Правильно. Павлик!

– Не трогать сахар! – выкрикнул мальчик.

– Папа, он кричит!

– Сама кричишь! Папа!

– Все молчат. Кто первый заговорит, останется без шоколадного шарика.

В зале воцарилась тишина. Девочка закрыла рот ладошкой. Мальчик соскользнул под стол и исчез.

Тамара рассмеялась. Мужчина повернулся к ней:

– Хорошо, что никого нет. Обычно здесь столпотворение. Наше любимое кафе…

– Я здесь в первый раз, спряталась от дождя.

Мальчик вылез из-под стола и уставился на девушку.

– Как тебя зовут? – спросила девочка. – Я Таня, он Павлик, а это наш папа Владик.

– А я Тамара.

– Тамара Голик? Томка? – воскликнул мужчина. – Вторая школа? Не помнишь меня?

Тамара покачала головой – нет.

– В седьмом я перевелся, мы переехали в другой район. Тебя еще дразнили… постой! У кого четыре глаза, тот похож на водолаза! Ты носила очки, я помню!

– Носила. Владик?..

– Горовой! Вспомнила? У меня была кликуха Владик-оладик!

– Вспомнила! – воскликнула Тамара. – Теперь вспомнила. Ты был такой… крупный!

– Я был толстый! А в девятом классе влюбился в девочку и занялся спортом. Греблей и лыжами.

– Папа Владик-оладик! – обрадовалась девочка.

– Том, иди к нам! – пригласил Владик. – Чего одной сидеть, в компании веселее.

Тамара взяла свою чашку и пересела к ним. Девочка тут же обняла ее, прижалась, заглядывая в глаза. Тамара испытала желание отодвинуться, она никогда не умела с детьми. Заставила себя приобнять ее, почувствовала острые плечики, испытывая странное чувство оторопи и неловкости. Кашлянула и вымученно сказала:

– У тебя красивое платье…

– Это папа купил! – похвасталась девочка. – У меня еще есть!

– И у меня! – сказал Павлик. – Кимоно называется. Это такой спортивный костюм! Настоящий!

– Ты занимаешься спортом?

– Рукопашным боем. Показать?

– Павлик, в кафе нельзя, – сказал Владик. – Покажешь в другой раз.

– Это не страшно? – спросила Тамара. – А если тебя ударят?

– Я тоже ка-а-ак ударю! Папа говорит, мужчина должен уметь драться.

– Молодец. Танечка, у тебя пуговка оторвалась, надо пришить.

– Не успел, – сказал Владик. – Мы ее спрятали, чтобы не потерялась, да? Придем домой и пришьем.

– Спрятали в шкатулку, – сказала Таня. – А ты умеешь собирать пазлы?

…Тамара постепенно приходила в себя. Чувство неловкости прошло, она прижимала к себе девочку, чувствуя ее тяжесть и тепло, испытывая странную жалость… нет, не к малышке, а к себе. Ее жизнь вдруг показалась ей ничтожной… Суета, попытки привязать к себе Руслана, притворство, лицемерие… мышиные гонки! Стыдно. Она почувствовала жжение в глазах и опустила голову, чтобы никто не заметил ее слез…

…Федор Алексеев сразу узнал голос звонившего. Это был юрист Даниил Драга, друг Бродского.