Временное соглашение относительно Италии; осень 1943 года

Советское правительство с неудовольствием наблюдало из своего далека за развитием событий в Италии, хотя и не выражало несогласия с проводимой политикой. Все надежды и усилия Советов сосредоточились на получении полномочий Верховным Главнокомандующим, как представителем Объединенных Наций, для создания специальной военно-политической комиссии, в которой советское правительство окажется наравне с остальными и, вероятно, получит право вето.

Вызывает интерес запутанная история, последовавшая за этим предложением. В посланиях Рузвельту и Черчиллю от 24 и 25 августа Сталин безапелляционно заявлял, что недостаточно информирован относительно происходящего в Италии. По его мнению, пришло время для создания объединенной военно-политической комиссии, которая должна немедленно приступить к работе „…с целью рассмотрения вопросов в отношении переговоров с различными правительствами, отделившимися от Германии“.

Это предложение было отложено, возможно, потому, что не казалось срочным, поскольку Сталин одобрил текст „исчерпывающих“ условий, которые оговаривали полномочия союзников в отношении Италии. Параграфы 36 и 37 этого договора гласили:

36. Правительство Италии будет проводить в жизнь такие законодательные меры, которые окажутся необходимыми для выполнения настоящего документа. С той же целью военная и гражданская власти Италии будут обязаны подчиняться любым приказам, исходящим от главнокомандующего союзных войск.

37. Туда будет направлена контрольная комиссия, представляющая Объединенные Нации и действующая согласно приказам и прямым указаниям главнокомандующего союзных войск, на которую возлагается контроль за исполнением этого документа.

Рузвельт считал, что эти условия решают поднятые Сталиным проблемы в отношении Италии.

В послание Сталину от 5 сентября относительно предстоящей встречи министров иностранных дел Рузвельт вставил фразу: „Почему бы Вам, в связи с предстоящими заседаниями комиссии по разрешению дальнейших вопросов с итальянцами, не направить офицера в штаб генерала Эйзенхауэра? Он присоединился бы на Сицилии к британцам и американцам, которые в настоящее время работают именно над этим вопросом“.

У Сталина создалось впечатление, что его предложение не хотят принимать. В его ответном послании Рузвельту от 8 сентября явственно звучит раздражение. По его мнению, наиболее важным, первостепенным вопросом является создание военно-политической комиссии из представителей трех стран с местопребыванием „на первое время на Сицилии или в Алжире“ и что „…отправка советского офицера в штаб Эйзенхауэра ни в какой мере не может заменить военно-политическую комиссию, которая необходима для руководства на месте переговорами с Италией (а также с правительствами других государств, порывающих с Германией)“. Сталин добавил, что уже и так потеряно много времени.

10 сентября Рузвельт и Черчилль одновременно отправили ответы Сталину. Президент писал, что согласен немедленно учредить военно-политическую комиссию, и предлагал провести первое заседание 21 сентября в Алжире. Кроме того, он тщательно разграничил функции будущей комиссии, заметив, что, „конечно, им будет предоставлена полная информация относительно хода текущих и будущих переговоров, но члены комиссии не должны иметь неограниченных полномочий. Перед принятием окончательных решений полномочия должны быть получены у правительств“. Черчилль также одобрил идею создания подобной комиссии, правда, неизвестно, что он сказал о ее предстоящей деятельности.

В ответе от 12 сентября Сталин подтвердил получение посланий от Рузвельта и Черчилля. Он сообщает, что считает вопрос относительно комиссии „в сущности, решенным“; советским полномочным представителем назначен заместитель председателя комиссара иностранных дел Вышинский, а его заместителем Богомолов, советский посол при союзных правительствах в Лондоне. К ним прикомандирована группа ответственных военных и политических экспертов и небольшая группа технической поддержки. Сталин согласился с тем, что комиссия может начать работу в конце сентября, и отметил, что не возражает против проведения первого заседания в Алжире, понимая, что в дальнейшем комиссия будет сама устанавливать целесообразность выезда на Сицилию или в какое-либо другое место в Италии. Сталин заявил, что нашел соображения Черчилля относительно функций комиссии „правильными“, но считает, что они могут быть уточнены после первого опыта работы комиссии не только в отношении Италии, но и в отношении других стран.

Оказалось, что концепция правительств Соединенных Штатов и Британии совершенно отличается от советской концепции в отношении действий этой комиссии, особенно в отношении Италии.

Кстати, это основное отличие проявилось в примечаниях, сделанных 23 сентября к директивным указаниям президента Эйзенхауэру. В них президент давал указание приступить к выполнению параграфа 37 „исчерпывающих“ условий: организовать контрольную комиссию под началом главнокомандующего, сосредоточив в ней все функции союзнической военной администрации в Италии и полномочия для управления правительством Бадольо во всех сферах деятельности. В послании от 25 сентября Молотов, комментируя это директивное указание, вообще усомнился в необходимости организации союзнической контрольной комиссии под началом Эйзенхауэра, поскольку, цитирую, „…как стало известно, после ратификации подробных условий перемирия на основании решения трех правительств там уже основана военно-политическая комиссия, в результате вопрос о контрольной комиссии, предусмотренной статьей 37 „исчерпывающих“ условий, должен считаться исчерпанным“.

Более того, Молотов сообщил, что, по мнению советского правительства, в функции военно-политической комиссии должна входить координация и управление деятельностью не только гражданской, но и военной структуры на вражеской территории и контроль за выполнением условий перемирия. То есть он рассчитывал, что комиссия будет отдавать приказы правительству Бадольо по политическим, административным и военным вопросам, в то время как главнокомандующий будет руководить исключительно военными операциями. Опубликованное в тот же день заявление советского правительства основывалось на этих идеях. Это заявление, наряду с выбором в качестве советского представителя Вышинского, являющегося заместителем народного комиссара по вопросам отношений с Соединенными Штатами и Великобританией, показывает, насколько серьезно советское правительство относилось к обязанностям комиссии. Советская концепция соответствовала обычной практике русских – подчинения военных действий политическому управлению; военно-политическая комиссия должна была состоять из политических представителей, или комиссаров, и направлять действия как военных, так и гражданских структур на оккупированных территориях. В этом случае советскому правительству предоставлялась основная роль в формировании политического развития Италии, что являлось исторически важным. Вероятно, американское и британское правительства впоследствии получили бы эквивалентную долю при определении стратегии в отношении побежденных немецких сателлитов на Востоке, хотя это представляется маловероятным в отношении стран. граничащих с Советским Союзом.