Спустя несколько дней Сикорский написал президенту письмо, в основном касающееся этого же вопроса. В нем говорилось: «Наше обращение в Международный Красный Крест с просьбой о расследовании обстоятельств смерти тысяч польских офицеров, возможно, подверглось критике в некоторых кругах. Понятно, что нам было трудно проигнорировать вскрывшиеся факты, тем более что многие поляки здесь и на Среднем Востоке имели близкие, товарищеские отношения с теми, кто был убит. Я надеюсь, что вы понимаете, что для части советского правительства эти действия не явились неожиданностью, но в результате все ополчились против Польского государства и польского правительства».

Сделав подобное заявление, польское правительство дало указание своему послу в Москве выяснить мнение правительства СССР в отношении заявления Германии.

Черчилль предвидел, что советское правительство, отразив нападение, нанесет сильный ответный удар. Лорд Галифакс, британский посол в Вашингтоне, 21 апреля заявил Хэллу, что обеспокоен желанием Черчилля отправить послание невозмутимому Сталину и хотел бы узнать, не собирается ли так же поступить президент. Рузвельта не было в Вашингтоне, поэтому Хэлл не смог ответить на этот вопрос.

Советский ответ на польские действия оказался неожиданно резким. В послании от 24 апреля Сталин уведомил Черчилля и Рузвельта, что советское правительство опять разорвало отношения с польским правительством. Он обвинил поляков в том, что, не дав шанса советскому правительству объясниться, они, поверив гнусной немецкой клевете, начали действовать. Сталин заявил, что его правительство рассматривает эти действия как доказательство враждебности со стороны Польши, находящейся под влиянием Германии. Черчилль попытался разубедить Сталина. Он разъяснял ему, что поляки по глупости бросили эти обвинения, и, главное, цитирую, «мы должны победить Гитлера, а потому у нас нет времени на споры и обвинения», тем самым пытаясь убедить Сталина не идти на разрыв. Рузвельт обратился с аналогичной просьбой, но было слишком поздно, чтобы удалось повлиять на решение Сталина.

О разрыве отношений было объявлено 26 апреля по советскому радио. Через два дня Союз польских патриотов в Советском Союзе опубликовал декларацию о разрыве отношений с польским правительством в изгнании. Соответственно, вопрос о том, кто будет руководить Польским государством, оставался открытым, что еще больше осложнило решение проблемы в отношении будущих польских границ. Теперь, если польское правительство в изгнании захотело бы вновь прийти к соглашению с Советским Союзом на приемлемых условиях, ему бы прежде пришлось согласиться с советскими условиями относительно границ.

Напряженное ожидание затягивалось, но ни американские, ни британские власти, всячески стремясь уладить разногласия, не видели никакой возможности для улаживания этого конфликта. Это был один из тех периодов, когда советское правительство гнало в сторону Запада бурю под названием «второй фронт», в то время как американцы и британцы возмущались пренебрежительным отношением к их военным усилиям и оказываемой ими помощи.

И тут генерал Сикорский, премьер-министр польского правительства и главнокомандующий польских вооруженных сил, погиб в авиакатастрофе над Гибралтаром. Сикорский был человеком, обладавшим великолепными качествами, и его потеря подействовала удручающе. Он, как никто другой, был способен удерживать вместе различные группировки внутри польского правительства в изгнании и компетентно руководить ими. Новый кабинет был сформирован 14 июля. Премьер-министром был назначен лидер Польской крестьянской партии Миколайчик. Он не обладал таким влиянием, как Сикорский, но был способным человеком, умеренным либералом, чья политическая карьера являлась образцом честности и уравновешенности. Новый кабинет частично состоял из людей, способных прийти к компромиссу с советскими властями. Другие были убеждены, что должны всеми силами защитить независимую Польшу от войны, а любые уступки большевистским угнетателям являются капитуляцией, которой нет никакого оправдания.

В августе американское и британское правительства попытались заинтересовать Сталина соглашением с Польшей, которое не касалось вопроса границ и ответственности за массовое убийство в Катыни. Сталину потребовалось шесть недель, чтобы 27 сентября, незадолго до начала конференции министров иностранных дел, дать ответ. Он отклонил внесенное предложение. По мнению Сталина, американскому и британскому правительствам следовало бы поднять вопрос не о разрыве отношений, а о враждебных действиях польского правительства в Лондоне, с помощью которых оно поддержало обвинения, выдвинутые Германией в отношении гибели польских офицеров.

Американское и британское правительства надеялись, что на встрече в Москве министрам иностранных дел удастся восстановить отношения между государствами, связанными борьбой с Германией. Но четкая обоснованность условий, выдвинутых польским правительством, показала существующую глубину разрыва.

Накануне отъезда Хэлла в Москву, 6 октября, польский посол вручил ему меморандум, в котором, в сущности, заключалось требование, чтобы Соединенные Штаты и Британия не только поддержали позицию польского правительства, но и стали бы защитниками Польши. Среди прочих, были следующие требования.

– Американцы и британцы должны дать совместные гарантии независимости, целостности и безопасности Польши.

– В том случае, если по военным причинам нельзя обойтись без оккупации Россией польских территорий, необходимо урегулировать это с польским правительством в изгнании.

Посол пояснил, что следует предусмотреть, чтобы польское правительство сразу же после освобождения Польши взяло в свои руки управление страной, поскольку, при отсутствии такого условия, Советский Союз попытается управлять Польшей через своих сторонников – польских коммунистов.

– А в качестве защиты от такого поворота событий американские и британские войска должны быть размещены на территории Польши в период нахождения там советской армии.

Польское правительство вновь назвало причины, по которым отвергало советские предложения в отношении границ. Хотя СССР обещал поддержать польские требования на некоторые немецкие территории на западе, эти новые границы сделали бы Польшу зависимой от ее восточного соседа и дали бы возможность Советскому Союзу использовать ее как плацдарм для экспансии в Центральную Европу и, в частности, в Германию. Следует отметить, что это были убедительные причины, особенно в свете прежних и настоящих исторических событий. Но мнения американского правительства о невозможности положительного решения в пограничном вопросе и о неразрешимости конфликта они не поколебали.

Перед отъездом Идена из Лондона в Москву у него состоялся разговор с новым польским премьер-министром. Иден откровенно предупредил Миколайчика, что если польское правительство будет упорствовать в отношении восточных территорий, то мало вероятно, что Россия восстановит отношения с Польшей или передаст ей управление освобожденными польскими территориями. Миколайчик пишет, что он «…был поражен, услышав соображения Идена, прозвучавшие как нечто само собой разумеющееся».

Вспомнив прошлые заверения Британии о непризнании любых завоеванных силой территорий, Миколайчик заявил: «Если мы отдадим эти земли, что фактически не уполномочены делать, то положим начало будущим требованиям России».