— Говорят, уже покинул СИЗО. Вместе с адвокатом и своим двоюродным братом. Сказали, вы в курсе дела…

— Не расстраивайся, Павел.

Полковник взглянул на часы и стал набирать номер Райской. Надо было обсудить изменившуюся ситуацию.

Глава восемьдесят вторая

Симферополь

Регина Барсукова уже несколько месяцев не видела своего мужа в таком хорошем виде. Она стала внимательнее наблюдать за ним, пока он завтракал, и поняла причину этой ауры легкости и спасительной раскрепощенности.

— Ты все сказал им.

Роман Игоревич повернулся к ней в недоумении.

— Прошу прощения?

— Прошли месяцы, а может, и годы, с тех пор как я видела тебя таким спокойным… На ум приходит только одно объяснение: ты рассказал коллегам абсолютно все.

Мужчина кивнул, ничуть не удивившись, что жена заметила: мало ли что она не знала. Возможно, живя со следователем, она приобрела определенные качества, как бы набив оскомину: любопытство, наблюдательность, регрессивную дедукцию и интуицию.

— Из тебя получилась бы хорошая женщина-полицейский, — сказал он с улыбкой.

— Не говори глупостей… Одного полицейского в доме более чем достаточно.

Они хихикали, погрузившись в эту счастливую, непринужденную атмосферу.

— Было ли это сложно?

— Нет. Она… Я сразу почувствовал, что они именно те люди, что между нами есть правильное взаимодействие. Нет, это было не сложно. Наоборот, было.

— Что ты чувствуешь сейчас?

— Как будто у меня есть крылья.

Регина улыбнулась и погладила его по руке.

— Ты даже не представляешь, как я счастлива.

— Я знаю, я знаю, я знаю.

— Ты даже спал нормально: когда ты в последний раз это делал?

— Слишком давно… Я почувствовал, что с меня сняли огромный груз. Это действительно прекрасное чувство. Как долгий горячий душ после целой недели без возможности помыться.

— Я очень довольна. Правда, мы немного опоздали.

Мужчина посмотрел на часы и наморщил лоб: на утро у него был запланирован визит к невропатологу и встреча с нотариусом для улаживания административных формальностей.

— Тогда мне лучше поторопиться, — сказал Роман Игоревич, допил кофе одним глотком и встал.

Он подошел к жене, обнял ее и поцеловал в лоб.

— Я подумал, что мы могли бы пообедать у моря, если ты не против.

— Конечно, я не против… Мы должны праздновать, не так ли?

— Именно. Я закончу готовиться.

Барсуков почистил зубы и, оказавшись в спальне, осмотрел себя в зеркале. Он не знал, поверил ему Евгений или нет, да, наверное, и не хотел знать. Важно было то, что он нашел в себе мужество сделать это откровение, ту самую трещину, от которой пошли все трещины, расколовшие его существование как полицейского и как человека. Этот акт самоотречения, а в некотором смысле примирения с собой и своим прошлым, зарядил его живой энергией. Ему даже показалось, что болезнь отступила.

«Может быть, это правда, кто знает», — надеялся он.

Он улыбнулся, выбрал из ящика галстук смелой расцветки, который не стал бы носить каждый день, и посмотрел на себя в зеркало, наблюдая, как шелк скользит в его пальцах.

Но через несколько секунд его улыбка померкла и исчезла совсем.

Ее руки задрожали, лоб наморщился, а глаза наполнились сначала растерянностью, потом слезами.

— Что… Как…, - заикаясь, пролепетал он, трепеща веками, словно настраивая фокус.

Ему было стыдно признаться в этом, но он понятия не имел, как завязывать галстук.

Он утратил эту способность.

Глава восемьдесят третья

Симферополь

Когда они завтракали в пиццерии, наслаждаясь лаской полуденного солнца, Евгений просматривал газеты, радуясь, что ни один журналист не упомянул его имя.

— Я спала десять часов подряд… Я совершенно не в себе, — сказала Мария, большие солнцезащитные очки скрывали темные круги под ее глазами.

— Для разнообразия… — ответил Евгений, не поднимая глаз от своих газет.

— О, пожалуйста, только не начинай.

Евгений отдыхал всего четыре часа. Ночью он почти полностью прочитал тетрадь Барсукова — занятие, которое, учитывая описанные в ней материалы, определенно преодолели его сонливость.

— Думаю, я загляну в больницу, чтобы узнать, как дела у Ильи, а потом поеду на море, чтобы немного позагорать и поиграть в морских котиков, — сказала Мария. − Мне нужен перерыв.

Фирсов без вопросов дал им обоим выходной, чтобы они могли прийти в себя от переживаний. По крайней мере, такова была официальная версия. Полицейские, в свою очередь, считали, что на выходном настояли большие шишки из Управления, чтобы не возиться с журналистами. Но Евгений не собирался сидеть, сложа руки. Он сложил газету и допил свой кофе.

— Могу я узнать, зачем ты вытащил меня из постели? — спросила Мария.

Евгений не стал отнекиваться и взял быка за рога:

— Я подробно разговаривал с Барсуковым вчера вечером после работы.

— И дальше что? — подозрительно спросила Мария.

Евгений протянул ей блокнот, который взял с собой.

— Взгляни на это.

Он старался не раскрывать ей тайну, которую открыл ему Роман Игоревич: знал, что его собеседница отреагирует неправильно и переведет Барсукова в разряд «больного маразматика». Сам Евгений еще не сформировал окончательного мнения по этому вопросу: единственное, в чем он был уверен, — это ощущение, что он попал в паутину тайн и секретов, растянувшуюся с 1978 года до наших дней.

— Что это? — спросила Мария, пролистав несколько страниц.

— Он рассказал мне, в чем его проблема… — сказал Евгений, постукивая себя по виску. − Он хотел записать то, что помнил по старым делам, до того, как болезнь все стерла. По сути, это своего рода журнал расследований.

— Как ты нашел его состояние?

Евгению потребовалось десяток секунд, чтобы подобрать нужное слово.

— Отходящий, — сказал он наконец. − Но физически еще достаточно здоров… А вот психически… Тем не менее, боюсь, что ему осталось недолго.

— Бедняга… Он выглядит еще более худым, чем в последний раз, когда мы его видели. Ты уже все прочитал?

— Только часть.

— И что ты думаешь?

По ее тону было понятно, что она считает это пустой тратой времени.

— Я обнаружил кое-что интересное.

— Я весь внимание.

— Помнишь кукол, сделанных из засушенных стеблей цветов?

— Конечно. Такие мини-чучела.

— Именно так. В его «мемуарах», назовем их так, эта деталь, похоже, так и не попала в газеты.

— До сих пор…

— Он рассказал об этом только двум людям: Марине Петренко, профессору кафедры истории и археологии, замдекана Университета Симферополя. И, когда она умерла, ее студенту…

— Валерию Ионову, — опередила его Мария.

— Поздравляю. Ты выиграла пару персиков.

— Ты заставил меня вспомнить кое-что, что вылетело у меня из головы из-за всей этой неразберихи, — сказала Мария, беря сумочку.

— Именно?

— Вчера мне позвонил мой информатор из университета, которого я