– Да, очень хочу. А что касается доброго имени леди Киркпатрик, то вы не имеете к этому никакого отношения и запятнать его вам будет трудновато. Полагаю, вам пора в Корнуолл, так что поторопитесь.

Тернер часто заморгал. Эдмунд вдруг понял, как можно поскорее завершить этот неприятный разговор, и боль в животе тут же утихла. Если его гость так хочет поиграть, то пусть играет, но по правилам хозяина.

Совершенно равнодушно Эдмунд сказал:

– Кстати, я верю, что вы отец моих сестер. На днях, рассматривая семейный портрет, убедился, что у них ваши глаза. Надеюсь, что теперь вы будете о них заботиться. Должно быть, вы очень по ним соскучились за то время, пока пребывали в заключении. Как думаете, их обрадует известие, что они бастарды? Возможно, вы сможете их утешить, заменив отца, которого погубили.

– Я? А может, ты? – прорычал Тернер. – Заткни-ка лучше свою пасть. Ты ничего не понимаешь и не знаешь, что тогда произошло.

В ответ Эдмунд пожал плечами:

– Всего несколько недель назад вы признались, что обесчестили мою мать и мои сестры – ваши незаконнорожденные дети. Я прекрасно помню ваши слова. Или, может, вы солгали?

На лице злодея не осталось и тени ухмылки.

– Нет, это неоспоримая правда.

– Ну что же, с этим разобрались. Если вы утверждаете, что сказали правду, у меня нет причин вам не доверять.

Тернер с такой ненавистью сверлил его взглядом, что Эдмунд удовлетворенно улыбнулся и продолжил:

– Итак, вы здесь для того, чтобы красть, но не мое серебро и не мою жену. Ума не приложу, о чем тогда речь.

– О рубинах графа Хавьера.

– Ха! Этого я не ожидал.

– Может, слышал про кражу драгоценностей в Мейфэре? Заметь, я не сказал, что каким-то образом к этому причастен.

– Жемчуга леди Шерингбрук? – припомнил Эдмунд. – Это единственный случай, о котором мне известно. А что, были еще?

– Были, – со скользкой улыбкой подтвердил Тернер. – Ходят такие слухи и о леди Аллингем, и о лорде Дебенеме, и о том малом, Пеллингтоне. Стадо жалких овец – вот что такое этот высший свет. Некоторые семьи объявили награду за поимку вора. Думаю, я и ее заберу.

– Как, сдавшись властям? Боже правый, так это вы украли жемчуга у пожилой леди! Мало ей проблем с таким сыном…

– Да, пожалейте бедную старушку: сидит себе в особняке, в тепле и уюте, ни забот, ни хлопот, а сыночек тем временем…

– Вы хотите сказать, что Шерингбрук украл драгоценности у собственной матери?

– Ничего такого не говорил, – пошел на попятную Тернер.

– Да, выразились вы крайне осторожно, – вздохнул Эдмунд. – Так что там с рубинами Хавьера?

– Вы с леди Кей как нельзя кстати подвернулись под руку. – Тернер потянулся в кресле и зажмурился. – А теперь вот проблема… Но, думаю, она все еще тебя любит, так что…

– Что дает вам основание так думать? – с трудом выдавил Эдмунд.

– Я позволил себе нанести визит твоей жене, и…

Слова незваного гостя заставили хозяина кабинета вскочить на ноги.

– Да не волнуйся ты так: она не в моем вкусе, кожа да кости. – Тернер выставил руки ладонями вперед, призывая его к спокойствию. – Что ж ты такой нервный-то стал, а?

– Вон! – прошипел Эдмунд, обходя стол.

– Выслушай меня – от этого зависит репутация твоего семейства.

Эдмунд на секунду остановился.

– Ну наконец-то! – широко улыбнулся Тернер. – Вот что мне от тебя нужно: нанесешь визит в особняк Хавьера и выведаешь у леди Кей, где хранятся камешки. Соблазняй, угрожай – делай что хочешь. Она знает, где они: Шерингбрук видел их на ней. А как только все выяснишь, дай знать.

Эдмунд навис над гостем:

– Я не стану этого делать. Вон!

– Я знал, что ты можешь повести себя… необдуманно, – быстро проговорил Тернер. – Имей в виду, леди Кей все узнает, если не согласишься.

– Вон! – Эдмунд схватил Тернера за руку и выдернул из кресла. – Немедля!

– Подумай, что для тебя важнее: неужели хочешь, чтобы она возненавидела тебя за твои секреты? Да и какое тебе дело до чужих драгоценностей?

– С чего бы ей вам верить? Вы для нее мистер Беллами.

– У меня есть письма твоей матери – это лучшее доказательство. Если показать их леди Кей, мне уже не придется признаваться, что я Тернер. Но даже если об этом решишь сказать ей ты, кому она поверит: мужу или другу?

Каким-то образом Тернеру удалось высвободить руку, и, выпрямившись, он заявил:

– Мне и правда пора. Завтра я вернусь, и ты скажешь, что решил. Если этого не сделаешь ты, мне придется заняться леди Кей. Но так или иначе я заполучу эти рубины.

Содрогнувшись от отвращения, Эдмунд с трудом удержался, чтобы не схватить негодяя за грудки.

– Прочь отсюда! Я не хочу больше слышать ни единого слова.

– Да я уже все сказал, – заявил Тернер с порога кабинета. – Итак, до завтра.

– Вон! – захлопнул за ним дверь Эдмунд.

От воцарившейся тишины звенело в ушах, перед глазами мелькали черные точки. Неуклюже обогнув стол, Эдмунд рухнул в кресло, закрыл глаза и принялся ждать, пока восстановятся зрение и слух.

Сколько так просидел: минуты или часы, – Эдмунд не мог сказать, но головокружение прошло, снова вернулась ясность мысли.

Да, его родовое гнездо в Корнуолле кишело зловещими тайнами. Годами Эдмунд вынужден был скрывать их от мира ради сестер, матери, а теперь и Джейн, – самых близких ему женщин, которых обязан был защищать. Чтобы не напоминать им о боли и тайнах, он предпочел одиночество и жизнь от них вдали.

Наверное, его отсутствие тоже приносило им боль. Сам он, стараясь держаться подальше от прошлого, лишил себя способности переживать глубокие сильные чувства. Его семья это знала, а Джейн – нет. Эдмунд понял: теперь, чтобы обеспечить ей безопасность, придется рассказать всю правду. Она, конечно, его возненавидит, зато Тернер будет обезоружен.

Если поразмыслить, эта идея не такая уж безнадежная. Джейн далеко не простушка и не кисейная барышня. Никто не знает, что придет ей в голову, после того как она услышит его рассказ о преступлениях Тернера. Остается лишь полагаться на ее здравый смысл. Да, он сам попросил ее больше к нему не приезжать, но ему-то никто таких ультиматумов не предъявлял.

Эдмунд распорядился подать карету.

– Поздновато для светского визита, да и не горит вроде нигде. Так кто же так колотит в дверь? – высказал граф Хавьер Луизе и Джейн.

Джейн догадывалась, кто это, но не торопилась делиться своими предположениями с остальными.