И за это Джейн его оставила.

Ну почему раньше ей не приходило в голову, что не вина Эдмунда в том, что она влюбилась и хотела, чтобы он сделал ее счастливой. Он не может нести ответственность за ее чувства, и ей не следовало взваливать на него эту ношу.

Но как же тяжело признавать свою неправоту! Если хочешь любить и быть любимой, нельзя сдаваться. Джейн Тиндалл никогда не сдавалась, так почему сдалась Джейн Киркпатрик?

Она опустилась на ковер перед камином и протянула руки к огню.

Два дня назад они с Эдмундом наконец-то откровенно поговорили. И потому, как ранили друг друга, злились друг на друга, Джейн поняла, что больше не может любить его как чистого сердцем белого рыцаря. Он такой же эгоистичный и ревнивый, как другие мужчины, а значит, его можно любить за что-то еще, что-то реальное. Что бы он ни чувствовал, миру он давал лучшее, что мог, поэтому у нее, такой эгоистичной и ревнивой, было множество причин еще больше любить его. Да, доводов более чем достаточно, но все они не могли скрыть главное – то, чего хотела она. А она хотела, чтобы Эдмунд любил ее…

Джейн встала. Достаточно. Достаточно пока. Она должна помнить о том, что у нее есть, а есть у нее любовь. И пусть когда-то она думала, что, будучи бесприданницей, у него в долгу, тем не менее привнесла в этот брак что-то очень важное.

С одной стороны комнаты стоял ореховый шахматный столик. Черная королева стояла в углу доски.

Джейн подошла к шахматному столику орехового дерева, на котором лежали письменные принадлежности, взяла лист бумаги, окунула перо в чернила и начала писать: «Дорогая мама, – написала она, – приближается Рождество, и я желаю тебе счастья. Поскольку ты не любишь ездить в Лондон, посылаю Рождество тебе. Мы с Киркпатриком выбрали это кружево для тебя…» Как приятно даже просто написать его имя в письме к матери, которую очень порадует редкая весточка. Джейн представила себе, как осветится лицо миссис Тиндалл, когда она получит послание от единственной дочери.

Вложив письмо в конверт, Джейн упаковала выбранные несколько недель назад кружева и распорядилась сейчас же отправить пакет. Тогда подарок придет как раз к Рождеству.

Пусть Джейн и не проведет этот праздник с матерью, но любовь к ней, такой домашней и спокойной, нисколько не станет меньше из-за разделяющего их расстояния. Ее взбалмошная дочь нашла мир, в котором ей нравится жить, а миссис Тиндалл осталась в своем.

Даже если во всем Лондоне мало кто готов к общению со сбежавшей женой, Джейн более не чувствовала себя одинокой.

– Ваши сандвичи, милорд.

– Спасибо, Пай.

Долгие сессии в палате лордов занимали все время Эдмунда. В результате скопилось множество непрочитанных писем, и он собирался в воскресенье, выдавшееся дождливым, ознакомиться наконец с их содержанием.

Вместо того чтобы покинуть кабинет, дворецкий остался там, где стоял – рядом со столом Эдмунда, и в его позе явно чувствовалось напряжение.

Эдмунд отложил нож для заточки перьев.

– Вы что-то хотите мне сказать, Пай?

– Я не могу говорить, когда меня не спрашивают, милорд.

Эдмунд отложил перо и пристально посмотрел на дворецкого.

– Пожалуйста, говорите свободно. Что случилось?

Дворецкий сделал шаг вперед.

– Не то чтобы случилось, милорд, но я хотел уточнить, стоит ли нам – слугам и мне – ожидать в дальнейшем еще визитов леди Киркпатрик. Мы могли бы сделать соответствующие приготовления.

– Не имею ни малейшего понятия. – Эдмунд постучал по носу, ожидая возвращения головной боли, но боль не вернулась.

Сандвичи выглядели весьма аппетитно: толстые ломти свежего хлеба, ветчина, сыр. Эдмунд попробовал один, и солено-копченый вкус вмиг дал почувствовать, как давно он не испытывал такого удовольствия от еды, а желудок требовательно заурчал, вместо того чтобы сжаться от боли.

– Очень вкусно! – прожевав наконец кусок, заметил Эдмунд. – Пай, передай мои комплименты повару.

Дворецкий повернулся, намереваясь уйти, но Эдмунд его остановил:

– Пай, что касается твоего предыдущего вопроса… Я не знаю, какие планы у леди Киркпатрик и как часто она будет возвращаться, но, думаю, нас еще навестит.

Рот дворецкого скривился в некоем подобии улыбки.

– Очень хорошо, милорд! Я позабочусь об удобстве леди, когда она приедет в следующий раз. Возможно, следует добавить зелени к украшениям?

– Да, и побольше омелы, – согласился Эдмунд, – над каждой дверью.

Кто же откажется от поцелуя под омелой? В прошлом году на приеме у Хавьера Джейн едва не задушила его поцелуями под веткой, усыпанной ягодами.

Он подумал в тот момент, какая она молодая, дикая и полная задора, потому и шалит, а она уже тогда его любила.

Когда Пай ушел, Эдмунд доел сандвич.

Итак. Дворецкий даже улыбнулся, услышав, что Джейн еще их навестит. Слугам она нравится, но, похоже, не только им… Черт побери! Трудно признаться даже самому себе, что и ему она тоже нравится. И дом без нее кажется пустым.

Эдмунд не знал, чем она теперь занимается, но это не значит, что можно подозревать ее в измене. И что бы там ни предсказывал Тернер, Джейн никогда его не предаст.

Тернеру, как всегда, и в голову не пришло, что существует добропорядочность. В семье Джейн считали сорвиголовой, но это не мешало ей оставаться доброй, умной, заботливой и честной, то есть полной противоположностью самому Эдмунду.

В биографии Эдмунда было много темных пятен, начиная с происхождения. Его управляющий в Корнуолле Браунинг по его требованию выслал нужные бумаги. Они лежали на стуле напротив стола, ожидая момента, когда Эдмунд наконец ими займется. Что ж, время узнать, говорил ли Тернер правду.

Отряхнув руки, он разрезал веревку ножом и, развернув бумагу, обнаружил несколько небольших, переплетенных в кожу томов. Дневники его отца. Он очень надеялся, что они сохранились и все еще лежат где-то в старинном доме, и Браунинг их нашел. Похоже, это записи барона за все 1790-е.

Не хотелось читать такие интимные подробности о собственных родителях. Эдмунд предпочел бы, чтобы только его поколение занималось любовью, а все остальные, до его рождения, вырастали из цветов или падали с неба.

К сожалению, все было не так. Кто-то ведь приложил вполне определенные усилия для рождения его сестер. И Эдмунд переворачивал страницы, чтобы выяснить, кто именно: лорд Киркпатрик или Тернер. Барон отличался пунктуальностью и подробно описывал все свои путешествия. Он часто бывал в Лондоне в сезон или с друзьями в центральных графствах, где имелись хорошие охотничьи угодья.

Судя по записям, хоть барон и отсутствовал подолгу, он зачать Кэтрин и Мэри вполне мог: как раз за девять месяцев до рождения каждой из сестер он побывал дома.