Его лицо исказила боль.

— Нет. Для меня это действительно честь. Я многое передумал за этот день, но страха не было.

Бланш не знала, что ответить, и чувствовала себя в опасной близости к слезам.

— Правду говоря, я хотел обсудить с вами этот вопрос немного позже, — сказал он, вглядываясь в ее лицо.

Бланш стало трудно дышать. Она осознала, что тоже сердится. Это была совершенно необычная для нее вспышка гнева.

— Вы играете со мной, сэр Рекс?

— Нет, я никогда не поступил бы с вами так. Все, что я уже сказал, правда. И я добавлю к этому еще вот что: я считаю, что вы слишком хороши для такого мужчины, как я. Но, — продолжил он, не давая ей заговорить, — я хочу принять ваше предложение, если вы действительно хорошо подумали о том, каким будет наш с вами брак.

Бланш, которая ожидала самого худшего, была так поражена его ответом, что покачнулась от изумления, и сэр Рекс осторожно поддержал ее.

— Вы не отказываете мне окончательно?!

— Нет, не отказываю, — ответил он и, немного помолчав, добавил: — Но я не хочу принять ваше предложение, а потом разочаровать вас.

— Вы никогда меня не разочаруете.

Он остановил ее движением руки и заговорил сам:

— Бланш, вы уверены в этом? Я знаю, что здесь, в Лендс‑Энде, мы почти все время великолепно уживались друг с другом. Но вы хорошо подумали о том, как мы проживем вместе в городе, хотя бы всего один месяц? Вы представили себе, как я буду выглядеть во главе стола на званом ужине? Будете ли вы горевать, когда я должен буду вернуться в деревню? Или я вызову у вас досаду, а может быть, даже разочарование? И что вы будете делать, если услышите, как кто‑то злословит у вас за спиной, осуждая меня, а может быть, даже нас обоих?

Эти вопросы ошеломили Бланш. Она не ожидала, что его мысли примут такое направление.

— Значит, вы стараетесь защитить меня?

— Конечно, стараюсь. Я уже давно чувствую непреодолимое желание защитить вас. Я хочу уберечь вас от будущих несчастий — и от меня, если вы этого желаете.

— Как вы можете заранее знать, что я буду несчастна? Я считаю, что будущее не окажется таким суровым.

— Если бы я имел хрустальный шар и увидел в нем такое будущее, о котором говорите вы, я бы немедленно ответил вам «да».

Бланш едва не задохнулась от изумления.

— Но ваше счастье для меня дороже моего.

— Я начинаю чувствовать это, — сумела произнести Бланш. — Значит, вы действительно чувствуете ко мне хотя бы часть того, что я чувствую к вам?

У нее кружилась голова от любви и счастья.

— Я не лгу и не притворяюсь. Я сказал, что вы мне дороги, и это правда.

Это признание тронуло Бланш и подняло в ее душе огромную волну радости. Она должна была напомнить себе, что сэр Рекс еще не согласился стать ее мужем.

— Я видела вас в ваши худшие минуты, сэр Рекс.

— Я как раз собирался говорить об этом. Можете ли вы упрекнуть меня за то, что я был удивлен вашим предложением, раз вы видели, как я занимаюсь любовью с горничной и пью один среди ночи? В ту ночь я был пьян в стельку, делал вам неуместные замечания, и некоторые из них были совершенно неприличными. А вы вместо того, чтобы осудить меня, предложили мне стать вашим мужем.

— Это потому, что я начала понимать вас, сэр Рекс.

Его губы наконец шевельнулись: их уголки едва заметно приподнялись.

— В самом деле начали? — спросил он.

— Да. Основная причина ваших душевных страданий — война и женщина; не отрицайте этого.

Он внимательно посмотрел на нее, и уголки его рта вдруг опустились.

— Я не признаю этого. Мы оба имеем право иметь свои секреты.

Ей не понравились слова, которые он выбрал, и прямой пристальный взгляд, которым он подкрепил их после того, как договорил.

— Я не хочу разочаровать вас, — твердо сказал он. — Я не хочу, чтобы вы через год или два обнаружили меня среди ночи одного в компании злых призраков прошлого и почувствовали ко мне презрение и пожалели о сегодняшнем дне.

— Я никогда не смогла бы презирать вас, — на одном дыхании прошептала Бланш.

— Это правда?

— Да!

Он хмуро кивнул и продолжил свои признания:

— Бланш, я не могу обещать вам, что смогу жить в городе так долго, как вам хотелось бы. Я не могу пообещать, что не буду страдать от бессонницы и пить в одиночку до поздней ночи. И я не могу обещать, что буду ласковым и вежливым, если вы осмелитесь появиться передо мной в это время.

Бланш прикусила губу. Он готов принять ее предложение и вот‑вот примет. Но он настаивает на том, чтобы она представляла себе все его недостатки.

— Я знаю, что, если осмелюсь спорить со львом в его логове, он может меня укусить. Но вы больше напоминаете пса, рычание которого страшнее, чем его укус.

— Я не смог разубедить вас? Вы представляете себе сложности, которые ожидают нас в нашей совместной жизни?

— Да, представляю! Нет, не разубедили! — крикнула она.

Он пристально посмотрел на нее, она ответила таким же пристальным взглядом. Он по‑прежнему не улыбался и нисколько не изменился — только, может быть, в его лице было больше нервного напряжения и меньше уверенности.

— Если так, я должен сделать еще одно, последнее признание.

Бланш вздрогнула: ей стало страшно. Страх вызвал опасения. Разве признаний, которые уже сделаны, недостаточно? В чем еще он может признаться?

Сэр Рекс облизнул губы. Раньше Бланш никогда не видела у него этого нервного жеста.

— Если вы передумаете после того, как услышите то, что я сейчас скажу, я вас пойму, — заговорил он.

— Вы меня пугаете.

Легкая тень пробежала по его лицу.

— Совесть не позволяет мне обсуждать дальше наше будущее, если я не сделаю этого признания. Бланш, у меня есть ребенок — сын.

Бланш удивилась: если бы она не услышала сейчас это от него, не догадалась бы, что его тревожит!

— Согласно договору, который я заключил около десяти лет назад, он живет со своей матерью.

Его рот искривился от жестокой душевной боли.

Бланш мгновенно поняла все. Его разбитое сердце болело не только из‑за войны. Оно болело еще и из‑за этой женщины, матери его ребенка, и из‑за его сына.

— В той семье нет других наследников. — Он словно читал выученный заранее текст. — Недавно я понял, что они могут дать моему ребенку такую жизнь и такое наследство, каких никогда не смог бы дать я.

Они, подумала она и спросила: