В шестидесятом году артель «Пробуждение» переименовали в фабрику, на которой работало около трехсот мастериц, а в девяносто втором году государственная фабрика стала частным предприятием. Помещается фабрика в перестроенном здании церкви, которому двести пятьдесят лет. Это хорошо, потому что стены у фабрики толстые, двухметровые и зимой в ней тепло. Теперь тепло денег стоит, а денег у фабрики не то чтобы много. Если честно, то мало. Работает на ней около шестидесяти сотрудников, но кружевниц, которые умеют вышивать венизной техникой, всего семь. Есть еще цех, где вышивают на специальных швейных машинках. С одной стороны, это, конечно, машинная вышивка, а с другой… Строго говоря, сама техника предполагает сочетание машинной и ручной вышивок – сначала контуры рисунка, который придумал художник, обметывают на машинке, потом лишнее внутри этих контуров с невероятной ловкостью и аккуратностью вырезают маленькими кривыми ножницами, а дальше каким-то непостижимым образом вышивают на машинке тонкие прожилки, напоминающие скелеты высохших кленовых листьев, и обшивают их или вручную иголкой, или на машинке… или обметывают…

Я долго смотрел на то, как вышивают на машинке скатерть. Вышивали медленно, чтобы я успел рассмотреть все в подробностях, но… кроме мельканья пальцев и стежков… Скатерть была на тему охоты – с глухарями и дубовыми веточками. Заказали ее… люди, которые могут себе позволить заказать такую скатерть. У них, наверное, есть охотничий домик, а в домике стол красного дерева с резными кабаньими и медвежьими головами на ножках, на который эту скатерть не стыдно положить. Как рассказал мне директор фабрики Николай Дмитриевич Ренин, работающий здесь уже тридцать пять лет, теперь можно не только заказать скатерть, но и морочить голову вмешиваться в процесс вышивки. К примеру, велеть, чтобы нитки, которыми вышивают хвост глухаря, были не черные, а разноцветные. И глухарю, не говоря худого слова заказчику, вышьют павлиний хвост. И заказчику вышьют, если заплатит. Потому что стоит такая скатерть не меньше пятидесяти тысяч рублей. На такую не поставишь бутылку «Столичной» и миску с квашеной капустой, а только хрустальный графин с французским коньяком, которому лет сто, и блюдо рябчиков, запеченных с ананасами.

В соседней комнате уже безо всякой машинки вышивали кружевное болеро из натурального шелкового шифона, похожего на лоскуток предутреннего тумана. Такое болеро, сквозь которое в сумерках или даже в полной темноте светятся обнаженные женские плечи. Такое болеро, которое накидывают, чтобы эти плечи обнажить. Только под таким болеро их сестра зябко поводит плечами, сводя нашего брата с ума. Это болеро надо вышивать самыми тонкими шелковыми нитками три месяца. Когда директор сказал, что это уже второе болеро на одни и те же плечи, я попытался себе их представить – сначала плечи, а потом деньги, которые нужно иметь, чтобы заказывать себе такие болеро… но плюнул и перестал.

Смена у вышивальщиц длится по восемь часов. Все это время они вышивают, вышивают и вышивают. Не вскакивают с рабочего места с криком «Не могу больше!», не рвут все, что вышито непосильным трудом, в мелкие клочья, а молча и сосредоточенно вышивают. И так пять дней в неделю, а когда заказ срочный, то приходят на фабрику и по выходным. Получают они за эту работу в среднем тысяч десять. Если месяц удачный, то и двенадцать. Все, что свыше этих двенадцати, зависит от сноровки вышивальщицы. Можно, конечно, поднимать цены на скатерти, вышитые блузки и салфетки, но заказов теперь мало. В пятнадцатом году вышили разного почти на два миллиона рублей, а продать не смогли. Испугавшись банкротства, нашли московскую фирму, которая согласилась стать совладельцем «Кадомского вениза». Теперь москвичи выкупают все, что вышито в Кадоме, и продают в Москве. Продается, если честно, плохо. Те, кто понимает в красоте, не имеют денег, а те, кто имеет деньги… Вот и ищи, как иголки в стогах сена, богатых и понимающих.

С начала двухтысячных стали вышивать иконы. Изнанки у этих икон нет – они представляют собой расшитый цветными шелковыми нитями воздух, вставленный в тонкую рамку. Поначалу их брали очень хорошо. Обычные люди брали для подарков. Министерства брали. Теперь кризис, и такие подарки по карману только тем, кого он не коснулся. Больше всего их любят дарить сослуживцам прокурорские и полицейские чины.

Тогда же, в начале двухтысячных, фабрика сотрудничала с подарочным фондом президента. Покупали они кружевные салфетки, носовые платочки, иконы. Мало, надо сказать, покупали. И вот однажды привез им Николай Дмитриевич двухметровую скатерть «Мираж». Такое называть обычным словом «скатерть» сложно… Таким кружевом накрывают стол, когда к вам в гости приходит, к примеру, царь соседнего царства с женой, тещей и детишками, или королева соседнего королевства с самыми приближенными и самыми красивыми фрейлинами, или просто зайдут выпить пива и перекинуться в картишки знакомые герцоги с графами и баронами. Вот тогда вы прикажете постелить на стол такую скатерть, рассадите гостей вокруг стола, посмотрите на нее, поахаете, а потом встанете и пойдете на кухню стучать кружками и картами по обычному кухонному столу, изрезанному ножом. Стал Николай Дмитриевич уговаривать чиновника из фонда приобрести эту скатерть и двенадцать салфеток к ней. Чиновник отказывался и говорил, что подарки они дарят по большей части мужчинам, поскольку на самом верху у нас сидят мужчины, которым подавай сабли, кинжалы и ружья. И этих блестящих железных сабель, кинжалов и ружей можно купить на те деньги, что стоит этот «Мираж»108, столько… И все же купил после долгих уговоров. Вдруг попадется среди мужчин женщина, которой эта скатерть как раз подойдет по размеру к столу или к занавескам… Как в воду глядел. Женщина попалась – и оказалась английской королевой, которой президент, когда был с визитом в Англии, скатерть с салфетками и подарил109.

Не надо думать, что кадомский вениз – это удовольствие только для богатых и очень богатых людей, которое доставляют им искусные, но бедные кружевницы. Шьют на фабрике женские блузки, украшенные машинной вышивкой, которую обычный человек от ручной и не отличит, и блузки эти обычному человеку по карману. Видел я, к примеру, кружевную бабочку, которой можно украсить женское платье. Говоришь девушке: «Закрой глаза», а сам дрожащими от нетерпения пальцами берешь ее за узорчатые крылышки и… Не девушку, конечно, а бабочку.

Нельзя сказать, что государство фабрике не помогает. Кадомский вениз проходит у государства по статье «народные промыслы» и за народность имеет скидку при уплате аренды. За государственные деньги