теларами кто-то должен бороться. Потеряв глаз, я вовсе не перестала быть веятэ, пока рядом был атари.

Но я предпочла отмахнуться от этого, сосредоточившись на своем горе: я изуродована! Но ведь я никогда не была красавицей. Не я ли убеждала себя и других, что внешность — не главное? Что в моей жизни изменили шрамы на лице?

Ничего. Ведь я никогда не думала о семье. А единственный мужчина, что был мне нужен, и до шрамов не замечал меня.

Потому что я безродная; потому что я веятэ. Потому что я — его веятэ. Шрамы — это просто еще один пункт в списке причин, почему Лиар никогда не увлечется мной. Столь же непреодолимый, как и прочие. И если жалость — единственное, что могло удержать его рядом со мной, мне следовало воспользоваться этим.

А я, вместо этого, вымещала на нем свою бессмысленную обиду. И добилась того, что он ушел.

Просто отлично. Я столько времени потратила на жалость к себе, совершенно не думая о собственном будущем. Где вообще была моя голова? Я же всегда отличалась рассудительностью, почему меня так подкосило это увечье?

Что же я сделала со своей жизнью?

Ледяной панцирь, сковавший мой плач, рассыпался на осколки.

И я, наконец, дала волю слезам, оплакивая свою разбитую жизнь.

Как ни странно, слезы помогли. Истерика утихла, и вместе с ней ушли обида на судьбу и жалость к себе, столь долго мной лелеемые. Я снова могла смотреть на мир трезвым взглядом. Вот только меня пугало собственное будущее, настолько, что я трусливо отмахнулась от необходимости обдумать планы на дальнейшую жизнь и сбежала на кухню. Нужды в готовке не было, но я все равно развила бурную деятельность — что угодно, лишь бы отвлечься.

И мне это удалось настолько хорошо, что я вздрогнула, услышав знакомый голос:

— Лисса?

Я даже не услышала, как он зашел. И уставилась на него с изумлением.

Потому что увидеть его я совершенно не ожидала. Он ведь… ушел. Окончательно, разве нет? Я уже даже успела понять, почему это для меня плохо, и смириться с этим.

— Лиар? Ты… вернулся?

— Как и говорил, — он кивнул.

— Нет, не говорил, — я нахмурилась, пытаясь вспомнить.

Он ведь молча ушел? Или это я не услышала?

— Я каждый раз говорю, — мягко возразил Лиар. — Потому что не собираюсь от тебя никуда уходить.

Наверное, я обрадовалась. Только переход от отчаяния к радости был таким внезапным, что я снова утратила способность чувствовать, вернувшуюся ко мне сегодня. Но сейчас это было даже к лучшему. Не думаю, что Лиар оценил бы мои слезы и себя в качестве жилетки.

Я даже не уверена, что он позволил бы мне к себе прикоснуться. А новые потрясения мне были точно не нужны.

— Что ж, хорошо, — я отвернулась. — Открой источник.

Магия хлынула ко мне — такое знакомое, такое привычное ощущение. Взяв только необходимый минимум, я оттолкнула магию обратно. Лиар охнул, а меня кольнуло мимолетное чувство вины — он ведь говорил, что откаты бьют по атари весьма чувствительно. Но я помнила и другие его слова — Лиару совершенно не нравится, что я распоряжаюсь магией источника без его разрешения. Поэтому я решила ограничить поток. В конце концов, все веятэ так делают. Возвращают своему атари излишки магии.

Маска легла на правую половину лица, как влитая. Конечно, смастерить такую можно было бы и без магии, но тогда она бы так хорошо не держалась. Едва ли маска красила меня, но в любом случае, ее белый лаконичный шелк на лице выглядит лучше уродливых шрамов.

Я снова посмотрела на Лиара. Он морщился, но молчал, глядя на меня настороженно, словно не зная, чего ожидать.

— Завтра пойдем в гильдию, — сообщила я. — Надо сдать ту сферу и взять новое задание.

— Наконец-то ты вернулась, — мой атари улыбнулся так искренне, что я не решилась его разочаровать.

Я не вернулась. Прежняя я умерла в том тупике, а то, что осталось — это уже не я. И Лиару еще предстоит в этом убедиться. А мне — приспособиться жить.

Но как же замечательно, что он меня не бросил. Надеюсь, я еще смогу порадоваться этому.

Разговора не получилось. Хотя я понимала, что мне стоит объяснить Лиару, что теперь в нашем взаимодействии многое изменится, но заговорить об этом не смогла. Стоило лишь представить его разочарование, и я трусливо спряталась в своей комнате, решив, что он сам все увидит. Ему уже пришлось приспосабливаться ко мне один раз — сможет и во второй.

Попытки Лиара поговорить я все так же пресекала. В доме пряталась в своей комнате, а в возке — просто заткнула уши музыкой. Я боялась того, что он может мне сказать, боялась услышать, что он передумал, или захотел выяснить отношения. Мне не нужно было в очередной раз убеждаться, что Лиар остается рядом из жалости, а еще я опасалась, что он будет ставить мне условия. Моя самооценка и без того опустилась куда-то глубоко в подвалы разума, и принимать новые по ней удары сил у меня пока не было. А ничего хорошего от разговора с Лиаром я не ждала.

В гильдии на меня смотрели с удивлением и любопытством. Конечно, я расстроилась, понимая, какие слухи теперь пойдут. Мой атари искал себе другую веятэ, мы пропали на долгое время — на какое, кстати? — и вот я заявляюсь с маской на лице. Но объясняться не хотелось, поскольку правда унизительна. Я всегда считала себя сильной, а тут придется признаться, что из-за одного увечья я отгородилась ото всех… И даже за временем не следила.

Ох, мяушки-котяушки, да пусть думают, что хотят. Мне-то до этого какое дело?

— Давненько вы к нам не приходили, — Нийта встретила нас приветливой улыбкой, но в глазах ее сквозило любопытство, с которым она рассматривала мою маску.

— Да, я была занята, — сухо ответила я. — Сфера. И список, будь добра.

Нийта приняла т-сферу, начислив вознаграждение — совсем маленькое, ведь телар был слабеньким. И скинула нам список заданий. Я не