Шрифт:
Интервал:
Закладка:
Эта женщина ни при каких обстоятельствах не должна более работать учителем!
— Признайся, Злат! Признайся и извинись перед Катей, и тогда…
— Нет! — выкрикнул я уже натурально плаксивым тоном, ибо Злата моя жутко разнервничалась и расстроилась. — Я не брала ее телефон! Я не знаю, каким образом он очутился в моем рюкзаке!
— Злата, ты без спроса взяла и присвоила чужую вещь. Это называется воровством! — вынесла мне приговор «классная».
А вслед за приговором последовало…
«Крыса»…! Воровка…! Шибзанутая…! — было еще самым безобидным из того, что я о себе услышал от пришедшего натурально в ярость коллектива, который нашел себе жертву в моем лице.
Я же, наконец-таки взяв под контроль эмоции, пришел в норму, и теперь уже с удовольствием наблюдал за развернувшимся балаганом, ибо чем громче будет сейчас шум, тем оглушительнее затем настанет тишина.
— Так, а ну-ка, все быстренько успокоились! — «классная», осознав, что ее ученики чересчур уж разошлись, с силой ударила указкой по столешнице парты, отчего девица, сидящая за ней, чуть ли не подпрыгнула.
— Злата, видит бог, я дала тебе шанс закончить все полюбовно, но ты решила им не пользоваться…
Учительница замолкла, чтобы перевести дух.
— Зря вы так, Екатерина Петровна. — не поднимая глаз от пола, произнес я. — Учитель — звучит гордо, но явно не в вашем случае…
— Ах ты… — лицо «классной» стало ярко-красным от смущения и возмущения. — И кто мне это выговаривает?! Воровка, укравшая у своей же одноклассницы?! К директору! Живо!
Я только и успел, что схватить с парты свой телефон…
— Мой рюкзак… — начал было я, оглядываясь.
— Ничего с ним не случится! Потом заберешь! — рявкнула учительница, которую трясло крупной дрожью. — Листьева пойдешь с нами, остальным сидеть тихо, пока не вернусь!
Честно говоря, я не ожидал, что она меня вот прямо так за руку куда-то потащит, хотя и не рассчитывал, будто у меня получится незаметно забрать камеру, ибо внимание всего класса очевидно будет приковано ко мне, а поэтому заранее написал сообщение для подруги:
«Стёш, начался полный треш! Не могла бы ты, пожалуйста, забрать камеру, которую я спрятала на окне, возле второй парты, между стеной и цветочным горшком. Если сможешь, брось ее в мой рюкзак и принеси его в…».
А вот куда именно необходимо будет принести рюкзак, я тогда не написал, ибо не знал, где в итоге окажусь.
И так как «Г»-шки — это не какие-то там дисциплинированные «А»-шки, то никто из них, естественно, «классную» не послушался, ломанувшись всей толпой за нами.
Никто, кроме Ирочки, которая просто воткнула в уши «затычки» наушников и увлеченно что-то писала в нотной тетради, если не ошибаюсь.
Санников, которого школьное хулиганье вчера не хило потерзало, пришел в какое-то попросту безумное возбуждение.
А то ж! Выпал такой чудесный шанс поквитаться с той, кто, по его мнению, виновна в его вчерашних (а заодно, наверняка и сегодняшних, и завтрашних) страданиях.
— «Крыса»…! «Крыса»…! «Крыса»…! — натурально брызжа слюной и приплясывая, визжал он на весь этаж, походя в этот момент на ученика максимум начальной школы. — Смерть «крысе»!
И из-за этих его визгов, а также общего гула, производимого прочими «Г»-шками, двери других кабинетов приоткрывались и оттуда выглядывали учителя, посмотреть, что творится в коридоре.
«Классная» ничего с происходящим бардаком делать, очевидно, и не собиралась. Для нее, также как и для меня, чем громче, тем лучше. Чтобы ничего замять уже не вышло. Чтобы меня таки выгнали из школы. И нет ей никакого дела до того, что жизнь ее ученицы может полететь под откос. Просто мелкая месть мне за выволочку у директора и лишение нескольких премий…
Впрочем, а разве могло быть иначе? Каков коллектив, таков и руководитель. «Г» класс же…
Но, хотя бы в чем-то у нас полнейшее согласие! И если бы у меня сейчас были музыкальные тарелки, которыми стучат друг о друга (а также, если бы «классная» не держала меня за руку столь крепко), то я бы этими тарелками стучал изо всех сил!
Больше шума, больше треша, больше внимания со стороны окружающих! Сегодня все «сестры» должны получить свои «серьги»!
Первый этаж.
И так как сейчас самое начало учебного года, то ничего удивительного в том, что в школы нет-нет да забредут какие-нибудь журналисты из федеральных или местных изданий. Тем более, это не удивительно в отношении нашей школы, в определенном смысле экспериментальной, где есть как классы про-спортсменов, так и настоящих отличников, успешно участвующих во всероссийских олимпиадах (так, по крайней мере, сообщает сайт школы).
Или с телеканалов, как, например, прямо сейчас…
Возле стенда с расписанием стоят четыре человека: наш директор; некая женщина, явно школьный работник (завуч, наверное); тип с профессиональной камерой и, собственно, журналистка, берущая интервью у двух первых.
Имеет место приятная беседа, у всех участников которой прекрасное настроение.
Вернее, оно таковымбыло, если судить по резко вытянувшейся физиономии директора, когда «поток» «Г»-шек «вылился» на этаж и «затопил» все вокруг.
Конечно, происходящее изрядно походит на некую комедию, но, когда имеешь дело с детьми, особенно сложными, любая сказка может обернуться былью.
Директор впер в меня крайне недовольный взгляд, безошибочно определив главного виновника происходящего катаклизма.
— Екатерина Петровна, что случилось? — поинтересовался он, продолжая улыбаться, хотя любому увидевшему его сейчас было бы очевидно, что он сдерживается с изрядным трудом.
— Что происходит? — одномоментно с ним поинтересовалась, стоящая рядом с директором, с микрофоном в руках, журналистка, мило улыбнувшись и похлопав своими длинными пушистыми ресницами.
Девица эта, журналистка местного телеканала (на ее микрофоне написано Zelenograd и что-то там еще, я не разобрал), то ли только-только выпустилась с «Журфака», то ли до сих пор еще учится. Короче говоря, совсем еще юная особа.
И милая-премилая! Чуть короче среднего роста, с ямочками на щеках, длинными вьющимися волосами пепельно-русого цвета. И этот ее большой фиолетовый бант, выполняющий роль галстука…
Этакая Мальвина.
И когда «Мальвина» задала свой вопрос, Санников не подвел, выступив на все деньги!
И без того возбужденный до самой крайности, завидев камеру и услышав вопрос журналистки, юноша тут же начал перед этой самой камерой кривляться и громко, чтобы точно всем было