Светлана. Давайте вернемся к записке. Во-первых, Семен вам не особо врал. Он действительно секретный сотрудник…

— Секретный сотрудник чего?

— Секретный сотрудник Главное управление уголовного розыска Министерство внутренних дел СССР.

— То есть «стукачок» из НКВД? — Носик девушки презрительно сморщился.

— Нет, Светлана, не «стукачок». Это, если мы состоявшегося уголовника вербуем, то эта агент, или, как вы говорите — «стукачок». А если человек осознанно внедряется в эту среду, то он секретный сотрудник и тут совсем другая история.

— Ну да, Семен мне всегда казался человеком более интересным, чем дядя Вася. Может быть вы и правду мне сейчас говорите. Только я все равно не понимаю….— Это ваше, Светлана, право, верить мне не верить. Но, с момента написания записки ситуация резко поменялась. Сейчас Семен Петрович вынужден срочно уехать, возможно, даже навсегда. Новую записку он писать возможности не имеет, я с ним в последний раз по телефону разговаривал. Он очень просил, Светлана, чтобы вы из его пакета, который он вам оставил, достали полторы тысячи рублей и купили себе новые пальто и сапоги на память о вашем с ним знакомстве.

— Вы хотите мне сейчас сказать, что Семен мне на хранение деньги оставлял?

— Ну да, в том числе и деньги. А что вас смущает, Светлана?

— Ничего. Подождите здесь. — девушка встала и вышла из кухни. За стеной скрипнула какая-то дверца, потом раздался шелест перебираемых бумаг, а через минуту Светлана вернулась на кухню, держа в руке плотно набитый конверт.

— Вот пакет, который Семен мне оставлял. — Светлана бросила его на стол и вновь отошла к окну. Я оторвал заклеенный клапан пакета и вывалил на стол содержимое. В конверте лежали солидная пачка денег и паспорт с фотографией Семена, но на имя какого-то Вадима Клюева. Из толстой пачки денежных знаков отсчитал полторы тысячи рублей и пододвинул их в сторону Светланы.

— Я эти деньги не возьму. Мне они не нужны. — скрещенные на груди руки Светы говорили, что она опять что-то там себе придумала и будет стоять на своем. Мне же не хотелось забирать себе все эти деньги. Семену естественно, отдавать я их не собирался, официально изымать и сдавать государству тоже, обойдется оно, государство, без этих денег. Да и не был я уверен, что эти деньги, в результате судебных перипетий, попадут в казну. Но оставить часть неправедных денег этой небогатой девушке, я твердо собирался.

— Почему вы не хотите из взять. Это прощальный подарок Семена, его, так сказать, последняя воля, а это, можно сказать, священно.

— Я не буду брать деньги. Это очень большая сумма, мне неудобно.

— Света, послушайте меня. — Я встал и вплотную приблизился к замершей у окна, напрягшейся девушке: — Вы Семену очень нравились. Если бы не судьба, злодейка, он бы, возможно, попытался что-то построить с вами совместно…Но он все понимает, между вами огромная пропасть, вместе вам никогда не быть, но он очень просил…

Светлана зажмурила глаза и замотала головой, но я понял, что деньгами я уже поделился.

Я вышел из квартиры, захлопнув за собой дверь. Оставив на столе кухни, где уткнувшись лицом в холодное стекло окна, навзрыд плакала одинокая девушка, я оставил на столе полторы тысячи рублей, но взял небольшую компенсацию — фотографию Светы и Семена из шкафа.

Дачные участки за городом встретили меня абсолютной тишиной. Хотя дневная температура радовала горожан, с наступлением темноты, с черных небес на землю опускалась сырая прохлада, поэтому многочисленные дачники старались не ночевать в не прогревшихся с зимы, домиках. Я, повозившись с огромным замком, совместно с толстой цепью, охватывающим старые, металлические ворота, открыл одну створку, и осторожно, опасаясь поцарапать бок «Нива», въехал на территорию садового общества. Из-за забора домика сторожа выглянула и тут же скрылась обратно лохматая голова огромного пса, страшного с виду, но очень добродушного. Больше на мое вторжение никто не отреагировал. Решив не возится с запиранием ворот, я сел в машину. Ехать до бабушкиного дома было метров сто, пять минут на подъем из погреба двух ящиков консервов для брата Кадета — еще пять минут…Я надеялся, что до моего возвращения к воротам, ни одна посторонняя сволочь не успеет проникнуть на территорию садоводства, тем более, что калитка рядом с воротами все равно закрывалась только в двенадцать часов ночи. С Кадетом мы договорились, что его брат подъедет к воротам общества, надеюсь, что ждать его долго мне не придется, время было уже поздним, а мне еще до города добираться.

Когда я, открыв головой дверь дачного домика, так как в руках сжимал два увесистых ящика с тушенкой, весом, наверное, килограмм в восемнадцать-двадцать, шагнул на крыльцо, меня крепко взяли за руки два, бесшумно шагнувших из темноты, крепких мужика. Я дернулся, но это было бесполезно, не вырваться. Мужчины, зажавшие меня и сопящие мне в два уха, не были похожи на местных дачников — костюмы с галстуками сильно диссонировали с окружающей нас загородной природой. Ярко вспыхнул фонарь, ослепивший меня.

— Гражданин Громов? Комитет государственной безопасности. Давайте вернемся в дом.

Ну что делать, даже если бы я не согласился, меня бы вернули. На, небольшой, в принципе веранде, сразу стало тесно. Кроме меня, и страхующих каждое мое движение, «быков» в костюмах, в домик вломились еще несколько человек, одетых несколько однообразно, все те же костюмы и галстуки.

— Я следователь УКГБ капитан Головлев. — вперед выдвинулся один из «костюмных» и раскрыл кожаную папку: — У нас имеется постановление о проведении обыска на данном дачном участке. До начала указанного следственного действия предлагаю вам добровольно выдать нам оружие, денежные средства и иные предметы, полученные преступным путем.

Кроме следователя, рассмотреть лицо которого мне мешал яркий фонарь, слепящий глаза, за его спиной, в ожидании моего ответа замерло еще человек пять, один из которых снимал все действо на камеру.

— Давайте, свет включим и не будем баловаться фонариком. Слева, возле зеркала, выключатель…

Щелкнуло и комнату осветила лампочка на шестьдесят свечей — провода тянулись из местного колхоза, электроэнергия была в полтора раза дороже и бабушка экономила.

Тушенку я уже поставил на, скрипнувший под ее тяжестью, стол, а после этого сел сам.

— Оружия с собой нет. — я хлопнул по пустой кобуре на поясе, заставив дернуться моих конвоиров. В остальном, я не имею понятия, о чем вы, товарищ следователь спрашиваете.

И тут мне стало плохо. Я вспомнил о