Если что, то причастная — это ты. Теперь давай посчитаем твои косяки— половина государственного…ладно, не государственного, а кооперативного, но не твоего же личного, магазина ворованными вещами забито.

— С чего ты решил, что вещи ворованные? — Рита перестала изображать, что меня не замечает, обернулась ко мне, сунула пальцы в пачку и вытянула из упаковки длинную сигарету. Я бросил ей спичечный коробок, дождался, пока женщина прикурила и жадно затянулась, спалив ее почти на треть.

— Пока ты здесь отдыхала, мы работали. Установили, что твои знакомые, на чьи паспорта товар ты оформляла, ничего тебе не сдавали. Завтра будет готово заключение почерковедческой экспертизы, но эксперт уже сейчас сказал, что по его мнению, все подписи на квитанциях выполнены одной рукой. Я думаю, что, чуть позже, будет установлено, что что все подписи исполнены вами. Семь сумочек и три кошелька уже опознаны потерпевшими. Рита, мне продолжать, или ты что ни будь скажешь, по этому поводу.

— Я начальник, готова тебе признаться, что иногда оформляла товар с нарушениями. Ну ни у всех людей есть с собой паспорт. А ни о каких потерпевших я ничего не знаю. Все говорили, что вещи им принадлежат. Я людей этих знаю, они все на рынке работают. Если вы мне их покажите, то я их вам конечно опознаю.

— Правда, Маргарита Михайловна? Вы готовы нам помочь? Спасибо вам большое. Мы обязательно воспользуемся вашей помощью, как только вас отсюда выпустят. А хотя… давайте не будем тянуть время, прямо сейчас начнем.

Я вытащил из кармана газету, в которую была завернута фотография Борисенко и Светланы, вытащил наружу часть фотографии, где был изображен Степан.

— Узнаете этого человека?

Маргарита вздрогнула, но сумела взять себя в руки. Потянулась к фотографии, но я не дал ей коснуться газетного свертка, потянул его ко мне.

— Нет, я этого человека не знаю. А кто это?

— Ну не знаете и не знаете, Бог с ним, с этим человеком. Просто не получается у нас с вами сотрудничество. Мне то все равно, просто хлопоты пустые, понятые, опознания, все эти процедуры проводить с вами, когда, по окончанию вашего срока я вас из спецприемника забирать приеду. Раз вы своего ближайшего помощника не узнаете, будем устанавливать ваше знакомство процессуальным путем.

— Какого помощника? Я его вижу в первый раз. Вы конечно можете делать все, что хотите, но я на себя лишнего брать ничего не буду.

— Конечно, конечно, Маргарита Михайловна. Жаловаться — это ваше конституционное право, как гражданки СССР. Один только момент осталось выяснить — что вы скажите по поводу этой фотографии?

На фотографии, сделанной, неведомым мне, сотрудником «наружки», Маргарита отходила от подведомственного ей магазина, под руку с Семеном Борисенко. На качественном снимке Маргарита, повернув лицо к своему спутнику, что-то оживленно говорила ему, поэтому сказать, что женщину на этой фотографии она не узнает, Рита не смогла.

— Только мне кажется, что мужчина на этих фотографиях один и тот же? — я вытащил фото со Светой из-под газетного листа и пододвинул в сторону Риты, но так, чтобы побледневшая баба не схватила ее.

— Неожиданно, да Рита? Ты тут подставляешься, под статью серьезную попала, а Семка то, гулена, какую справную молодуху, помимо тебя, огуливает.

— Под какую серьезную статью? О чем вы говорите? Ну неправильно оформляла товар, ну уволят меня, пусть даже по статье. Так, у нас на каждом заборе объявления висят «Требуются, требуются». А трудовую вообще, потерять можно, и трудовую биографию заново начать. А к кражам этим я отношение не имею, меня там даже рядом не было.

— Ты меня извини, Рита, что я по-простому, но я тебе прямо скажу. Дура ты Рита, как есть дура. Ты вот сидишь тут передо мной, сигаретку куришь, и не понимаешь, куда ты влезла. Я не знаю, с чего ты решила, что только увольнением отделаешься, но у меня совсем другое видение, твоего Рита, будущего. Друг твой, Рита — Степан, тебя сдал тебя с потрохами. Говорит, что по твоему заданию вместо грузчика подрабатывал. Что ты ему говорила, откуда, из тайников, товар забрать необходимо. И тебе, в магазин, все это перетаскивал. И что у нас в итоге получается. Есть задержанные грабители, которые дают показания, что за спрятанные в тайнике сумки, они деньги получали. Есть ты, которая товар, ворованный реализуешь, по заранее обещанной договоренности. Следовательно, в соответствии с нашим законодательством, ты являешься соучастником всех этих преступлений, и мера наказания тебе будет отмерена, по уголовному кодексу, как соучастницы нескольких десятков грабежей. Что, Рита, уже не улыбаешься?

То, что ты сядешь, это понятно. И ты, Рита, будешь сидеть долго, лет пять не меньше. Выйдешь ты на волю уже совсем старая. Сколько тебе сейчас? Тридцать пять лет? Ну вот, выйдешь из колонии лет в сорок, не раньше. Ни котенка, ни ребенка, ни, даже мужика нормального у тебя, Рита, нет, и, наверное, уже не будет. Никому ты, на хрен, не нужно и даже денег у тебя Рита, скоро не будет.

— Деньги тут причем? — Рита среагировала на важное для нее слово — «деньги».

— Ну как причем? Ты же ради денег все это делала? Ты же в душе, Рита, коммерсант, деловая женщина, бизнесвумен, да?

— Кто? — Рита выпучила глаза: — Кто?

— Бизнесвумен по-английски, говорю, деловая женщина. Не бери в голову, для тебя это все в прошлом. Тебе, в ближайшие несколько лет надо думать о том, как лучше план по пошиву рабочих рукавиц выполнять. И квартиры у тебя, Ритка, не будет, придется снова, с койко-места в рабочей общаге, жизнь начинать. Я не знаю, Рита, куда ты деньги, неправедно заработанные спрятала, но больше ты их, я уверен, не увидишь. Их либо Степка твой приберет себе, если догадывается, где у тебя захоронка припрятана. Ему еще молодуху содержать, сама понимать должна… — вбивал я, как гвозди, в голову плачущей женщины, страшные картины недалекого будущего: — Или второй вариант, но для тебя не лучший. Помнишь, что с полтинниками и сотками после нового года сделали? Вот, через пару лет, все деньги, что у тебя накоплены, отменят. Будут совсем другие деньги. А твоими сбережениями ты, когда выйдешь на свободу, в туалете стены обклеишь, на память. Оригинальные обои у тебя будут.

— Что вы от меня хотите? Чего вы добиваетесь? — Рита справилась с собой, отерла слезы с лица, и теперь сидела, глядя