Элиза злилась на это, но в тоже время её это восхищало. Именно этот взгляд, идущий от самого сердца, делал его человеком. Человеком, который каким-то удивительным образом оказался именно там, где должен быть. Занимался делом, для которого был рождён. Полностью реализовывал свой потенциал и даже, возможно, был счастлив.

В какой-то степени Элиза ему завидовала. Но помогала ли она ему? Это был трудный вопрос, на который ей совсем не хотелось отвечать.

«Есть ещё мой сын, Аллек!», — кричала она внутри себя. — «Я помогаю ему со всем, что не касается войны!»

Помогаешь со всем, что он ненавидит. Ведь он так похож на отца. Вечно носится с деревянным мечом, будто уже готов сражаться с Иль’Тартом. Прогуливает занятия по истории и литературе, чтобы торчать на тренировочной площадке. И однажды... Однажды он уйдёт от тебя. Уйдёт туда, куда смотрит Персиваль. И, в отличии от мужа, в котором Элиза была уверена, Аллек там погибнет. Потому что, как бы он не пытался копировать повадки отца, он не был таким же.

Вот оно. Вот, что она может сделать хорошего. Должна сделать. Помочь сыну остаться собой. Не превратиться в копию кого-то, не идти за чужими стремлениями.

И стоило понять это, как предложение Оливии стало казаться ей заманчивым. И даже необходимым.

Способом подать сыну пример. Показать, что есть и другие дороги, кроме той единственной, что он видит. Показать, что сделать мир лучше можно не только сражаясь, не только проливая чужую и свою кровь, но и создавая, помогая, оберегая. Если и существует способ спасти его — то это, несомненно, был он.

— Ай! — Элиза выдохнула, когда Брита, затягивая узел на платье, зацепила несколько волос.

— Простите, госпожа, — пробрюзжала старуха. Она вообще недовольно бубнила что-то себе под нос, в течении всего дня.

— Что-то случилось, Брита? — поинтересовалась Элиза, рассчитывая отвлечься разговором.

— Ничего особенного, — буркнула та. — Я просто радуюсь возвращению господина. Радуюсь, как могу.

По какой-то причине Брита не любила Персиваля. Как и его отца до этого. Элиза находила это очень странным свойством для прислуги, с рождения работавшей в этом особняке. И, что не менее странно, ни Персиваля, ни Фредерика это никогда не волновало. При этом женщина с теплом и нежностью относилась к Аллеку, а также к самой Элизе.

Завязки на платье хрустнули — или это была спина девушки — и Элиза, дёрнувшись, выдохнула.

— По... послабее, Брита, прошу.

— Хм? Вы ведь делаете это не ради себя, а для мужа. Думаю, он предпочитает, чтобы всё было сделано, как положено. К тому же, судя по вашему виду, вы собираетесь сказать что-то, что его расстроит.

Элиза вздрогнула и почувствовала, как краснеет. Хотя, может быть, сказывалось отсутствие воздуха в туго затянутом корсете.

— Ничего важного, — уклончиво ответила она. — Встретила подругу.

— М... подругу? — пожевала губами служанка. — Тогда я зря переживала. Уверена, господина это не побеспокоит. Скорее всего, ему вообще не будет до этого дела.

Элиза снова залилась краской, словно получила пощёчину.

— Брита, прекрати говорить о нём такие вещи. Ты знаешь, что это неправда.

Служанка затянула последние верёвочки и принялась возиться с узлом.

— Хотите сказать, миледи, что Персиваля волнует что-то происходящее в городе?

— Конечно, Брита. Конечно, волнует. Если бы ему было плевать на Иль’Пхор, разве стал бы он рисковать ради него жизнью?

— Не каждый, кто рискует жизнью, стремится защитить кого-то, миледи. Многим просто нравится воевать.

— Персиваль выполняет свой долг перед городом, — выпалила Элиза. — Приближает конец войны!

— Спросите себя, был бы он счастлив, если бы война закончилась? — усмехнулась за спиной служанка. И, прежде, чем Элиза возразила, добавила: — Я закончила.

А затем оставила Элизу одну.

Ей не нравилось наряжаться — с этим Брита попала в цель. Это казалось ложью. Попыткой спрятаться за нарядом, выставить себя кем-то другим. Идеалом, лишённым проблем и переживаний, не льющим слёз по пустякам и уж точно не умирающим от какой-то неизвестной болезни.

Персиваль поступал ради неё также. Закрывал и прятал всё то, что могло её ранить. Она не могла не думать, как сильно ему, наверное, хотелось выговориться. И как разочаровывало, что человек, находившийся рядом, не мог его понять. И даже не собирался пробовать.

И от этого становилось больнее вдвойне. Будто бы они оба просто прикидывались, так как знали, что не заслуживают, чтобы их любили настоящими.

Она подняла взгляд и посмотрела в овальное зеркало до пола. Уложенные светлые волосы, длинное платье — синее с бордовым. С кружевными короткими рукавами от самых плеч. Она выглядела ровно так, как полагалось жене, с нетерпением ждущей любимого мужа. Выглядела идеально. Выглядела фальшивкой.

С трудом отогнав эти мысли, она спустилась вниз. Однако полностью успокоиться не получалось. Корабль Персиваля пришёл в порт ещё утром. Мужа могли задержать в порту или в военном лагере. Но Перси не вернулся и в полдень, как она надеялась. Не приехал и несколькими часами позже. Не появился и когда начало темнеть.

Наконец, когда желудок начало сводить от голода, когда Аллек попросил взять хотя бы пару рисовых лепёшек, а шофёр вежливо попрощался с ней и ушёл домой, она почувствовала себя идиоткой. А ещё через час обида сменилась усталостью.

Она подошла к столу и тоже съела одну безвкусную лепёшку, запив её водой. Пошла в сад, который обычно приносил ей умиротворение. Сейтайи на Иль’Деострите прямо сейчас — во время Спуска из облаков и после захода солнца, — могли осветить целую улицу. Здесь же — лишь тускло и устало поблёскивали, словно глаза диких зверей в темноте. Поблёскивали, напоминая о её неудаче.

Обхватив себя руками, чтобы согреться, она вернулась на крыльцо.

— С ним всё в порядке, — Брита сидела на каменной скамейке и смотрела вдаль. — Просто ты не единственная его семья.

Элиза с гневом обернулась к ней.

— Ты забываешься, Брита! Прекрати вести себя так, будто всё обо всех знаешь! Будто понимаешь меня, и...

И словно довершая её отчаяние, из горла вырвался резкий кашель, и Элиза, пытаясь подавить следующий позыв, прикрыла рот двумя руками. Закашлялась снова. Затем смогла сделать несколько неровных, срывающихся вдохов. Опустилась рядом с Бритой на скамейку, чувствуя, как подкашиваются ноги.

— Миледи, что с вами? — служанка пристально смотрела на неё.

— Н... Ничего, — голова кружилась, а сердце колотилось в груди. — Ничего — правда.