Вдруг она заметила, что где-то испачкала рукав.

— Боги! Тут пятно! Вот я растяпа, и... — Слёзы неожиданно подступили к глазам, защекотали горло. Она сама не знала, откуда они взялись. За все эти недели, что на неё набрасывался кашель, душил её, она ни разу не позволяла себе плакать, а тут... Она услышала свой собственный всхлип и поняла, что смертельно устала. Будто несёт на плечах целый, мать его, мир, а путь всё не кончается. И что больше не выдержит.

— Мама! Мама! — послышался издалека голос Аллека. — Отец вернулся! Его экипаж подъехал к главным воротам!

Она подскочила на месте. Промокнула рукавом влажные веки, стараясь не испортить макияж. Глубоко вдохнула и выдохнула. Почти ровно. Почти уверенно. Вновь стала той, кем должна была быть — идеальной и фальшивой.

И побежала к воротам.

Глава 10. Клетка. Часть 3

Персиваль будто во сне вышел из экипажа. По привычке похлопал серого ездового каруса — тот отпрянул от незнакомца и настороженно, недовольно каркнул. Кучер натянул поводья, возвращая животное на дорогу, и экипаж, гремя колёсами, уехал восвояси.

А Персиваль остался стоять перед воротами собственного дома. Не решаясь зайти. Разбитый, уничтоженный, сломленный. Флот был для него опорой — стержнем, вокруг которого крутилась вся его жизнь. И когда эту опору выбили из-под его ног, он не мог отделаться от ощущения, что просто висит над бездной.

Отстранение казалось немыслимым. Невероятным. С детства Персиваля готовили ко всему. Он мог поразить мишень с полу сотни шагов. Мог на равных противостоять трём обученным воинам на саблях, топорах, полуторных и двуручных мечах. Знал слабые места в тяжёлой броне. Мог в несколько мгновений оказаться на верху любой мачты. Умел своевременно отдавать приказы, и подчиняться, несмотря на свои чувства. Он готов был даже погибнуть, если такова будет судьба, но к этому... Нет.

Лишившись своей должности, он будто бы потерял часть себя. Хорошую часть, лучшую — ту, что делала всё его существование осмысленным. Ту часть, что исполняла долг перед островом. Ту часть, что защищала людей. Ту, что оправдывала всё то, что он делал. Ту, которую видели люди, видела его семья. Ту, что имела право вернуться домой.

Он раз за разом повторял себе, что выполнял приказ. Что не виноват в случившемся. Что ничего не мог сделать иначе. Что выбора не было. И слышал только слова лейтенанта: «И что тебе это дало?». Вспоминал, как ударил его. Как избил человека, который, ценой своей должности, спас несколько десятков жизней. Его — Персиваля — в том числе. А он... Он выполнил приказ и, возможно, сделал себя изгоем. А вместе с собой и всех, кого считал друзьями.

Так стоило ли спасать его? Может быть, ему действительно суждено было погибнуть там, на корабле. Ведь был ли смысл возвращаться, если теперь он — никто. Или... даже хуже.

— Отец! — ворота распахнулись, и на улицу выбежал темноволосый мальчик с карими глазами, как у него. На лице его сияла жизнерадостная улыбка. Он кинулся к Персивалю. Остановился, не решаясь броситься с объятиями, и, после небольшой паузы, демонстративно отдал честь двумя ударами в грудь.

Персивалю стало тошно от этого жеста. Как и его отец, он воспитывал сына по собственному образу и подобию. Передавая то, что он умел. Передавал то, к чему испытывал жажду. Но... Разве такой, как он, должен был служить для кого-то примером? Он, способный даже из чего-то столь благородного, как защита острова и людей, сделать нечто тёмное и гнилое.

Аллек смотрел на него с обожанием. И это пугало Перси. Давало осознать ответственность, возложенную на него. От него зависело, в кого превратится этот мальчик. И он мог — нет, должен был, — помочь сыну стать лучше, чем был он сам.

— Отец?

Персиваль понял, что просто застыл посреди дороги. Подошёл к сыну, потрепал его по волосам. От этого, как всегда, стало легче. Внутри по-прежнему жило два человека. Один был солдатом, другой — отцом и мужем. Вдали от дома, он порой забывал это. Но теперь, должен был избавиться от своей тёмной тени. Это было особенно трудным, но необходимым преображением.

— Да, Аллек... Вольно, — пробормотал он. — Ты вырос, и я... Я очень рад тебя видеть.

— С возвращением, отец! — Аллек молниеносно бросил военные выкрутасы и запрыгал вокруг Перси, рассматривая потёртый мундир.

— С возвращением... — едва слышно повторил Персиваль, чувствуя, что судорожно сжимает и разжимает кулаки. Чувствуя, что ярость и гнев по-прежнему бурлят и колыхаются внутри него. И что он никак не может вспомнить, как их унять.

Глава 10. Клетка. Часть 4

Элиза ждала в саду. Стояла на тонкой тропинке, ведущей через парк от крыльца к воротам. Через этот парк Персиваль всегда возвращался домой. Возвращался к ней. Порой останавливался на некоторое время, и она верила, что здесь — благодаря её усилиям, — он вновь обретал спокойствие. Верила, что, заботясь об этом саде, она, в том числе, передаёт любовь мужу.

Сейчас, лишь завидев его, она не удержалась и поспешила навстречу. После всех переживаний последних недель, после умопомрачительно долгого и тяжёлого дня, ей просто хотелось увидеть его. Хотелось, чтобы он был с ней рядом. Хотелось спрятаться за его спиной от всех своих проблем, будто одним своим присутствием он мог всё исправить. Найти решение. Стать для неё опорой, хотя бы на время.

Он остановился, только лишь пройдя ворота. Такой высокий, широкоплечий, красивый, мужественный. Раньше ей никогда не хотелось броситься к нему на шею. Наоборот, их встречи после его возвращения были холодны и полны неловкости. Сейчас же хотелось прижаться к нему. Укрыться его плащом, раствориться в солёном морском запахе его одежды.

Она шагнула вперёд и вдруг замерла. Заметила странные перемены. В его взгляде, направленном куда-то вниз, сквозь неё. В том, как он странно кривил губы, будто от боли.

— Перси? — прошептала она не громче, чем шепчут листья. — С тобой всё в порядке?

Он открыл рот и ничего не ответил. Но она поняла всё по его лицу и обняла его, прижала к себе. Сделала то, что, как она надеялась, сделает он. Пытаясь снять с него все невзгоды. Оставляя свои грызть её изнутри.

Глава 10. Клетка. Часть 5

Персиваль замер в объятиях,