съест всех, когда в огне лопнет кожа и выгорит рябинник…

– Да ты, верно, шутишь!..

Кайя внимательно поглядела на Зуйко. Потом вытащила из сумки живоглота и принялась рассматривать. Зря ли эта кукла сразу ей не понравилась? Что, если она не просто так кажется угрожающей и опасной? Кайя несла ее родичам, отметая подозрения, мечтая побывать у дяди Вига, обнять малышей… Неужели Зуйко прав?

– Зачем бы гейде убивать сихиртя? – подумала она вслух.

– Защити, сестрица, – жалобно ныл Зуйко. – Я боюсь! Акка созывает хищных сайво…

– Что ты несешь?

– Ты разве сама их не чуешь? Они летят и летят… Со всех сторон, из леса, из моря, из болота… И все страх как голодны! Они хотят крови!

– Акке служат хищные духи?

– Еще какие!

Кайя нахмурилась. Она знала: гейде подчиняется множество сайво. Кое-кого она сама видела – примером, сайво-разведчиков. Но лишь сейчас осознала, сколь мало ей на самом деле показывала наставница…

– Она их созывает на кровь?

– Да! – задрожал Зуйко. – Из нижних миров, с самого дна… Из преисподних огненной грязи, из подземного моря, из гнойного болота, где правит Бабушка-Паучиха…

Кайе вдруг вспомнился предок-червь, которого она не осмелилась призвать. И мурашки побежали по коже.

– Паучиха? – попыталась усмехнуться она. – Где ты такого наслушался?

– Я видел своими глазами, – понизил голос Зуйко. – Я следовал за высохшим морем…

– Что за высохшее море ты без конца поминаешь?

– Сестрица, – вздохнул Зуйко. – Ты уже почти гейда! Но совсем не такая, как акка. Защити меня от нее, не дай растерзать…

– Да как же я тебя отстою? – всплеснула руками Кайя. – Что я могу?

Про себя она отметила, что Зуйко говорит куда более связно и разумно, чем прежде. Неужели он притворялся полоумным при гейде?

«Похоже, тут все не то, что кажется! А я… просто птенец-слепыш!»

Зуйко же понял ее вопрос по-своему.

– Тебе тоже плата нужна? – спросил он печально. – Хочешь, скажу, где прячется ее самый сильный сайво?

– Аклут?

– Нет, муж-косатка и сам боится Силы Моря…

– Сила Моря? Дух, обитающий в великой короне?

– Нет, не в короне… Иди сюда, сестрица… Не удивляйся. Я много лет прожил у Кэрр и кое-чему научился…

Зуйко наклонился, протягивая к девушке длинные руки. Схватил ее за плечи, прижался лбом к ее лбу и забормотал непонятное.

«Наверно, говорит на своем языке, на словенском…» – подумала Кайя.

А потом будто твердая скорлупа лопнула между ними.

И она увидела…

…Широко раскинулась серая гладь моря. Бегут к северу низкие померклые тучи.

Ветер предзимья свистит, завывает, пронизывает до костей. Снег еще не выпал, но все уже или мертво, или уснуло…

Впрочем, нет – не все.

На пустынном берегу залива стоит ветхая рыбачья избушка. Крыша провалилась, дверь нараспашку. На пороге избушки сидит худой парень. Подперев ладонями голову, он смотрит в море, тяжело вздыхая.

«Да это же Зуйко!» – узнала вдруг парня Кайя.

Еще не заросший, не обезумевший… Только отчаяние тлеет в глазах.

Глава 22

Следь

– Где ты, Синеокая? Почему больше не зовешь меня?

Зуйко, не отрываясь, глядел на волны. Казалось, вот-вот, как прежде, морская дева поднимется из воды и взглянет небесными очами – прямо в душу.

Но лишь ветер шевелил сухие водоросли у кромки воды.

«Живу как во сне», – думал Зуйко.

Была настоящая жизнь, о которой и памяти не осталось, только обрывки снов. В тех снах он снова жил и любил. А в этом мире ему искать уже нечего.

«Чего я жду? – Парень устремил тоскливый взгляд в серое пространство осеннего моря. – Чего ищу? Сам не знаю!»

Ведь Синеокой больше нет. Чужестранный колдун-нойда убил ее, изгнал из бренного мира. От морской девы осталась только пена морская.

Темнело, над морем поднялся ветер.

Парню стало вдруг жутко.

«Что я делаю?! Зачем хожу сюда день за днем? Это проклятое место! А сегодня еще такая ночь, когда вся нечисть лезет наружу… Надо уйти, пока солнце не закатилось…»

Однако сама мысль о том, чтобы уйти, была невыносима.

«Разведу-ка лучше огонь», – решил Зуйко.

Парень встал, быстро насобирал по берегу выброшенных прибоем веток, отнес в рыбацкую избушку, сложил в очаг-каменку. Вскоре искры посыпались из-под кресала. Взметнулись язычки пламени, на бревенчатых стенах заплясали тени.

Солнце ушло в тучи, берег окутала холодная тьма. Зуйко не заметил заката. Он жмурился и улыбался, подставляя лицо и ладони жаркому дыханию огня. Даже мысли о Синеокой отступили.

«А дома матушка всех ужинать созывает…»

Зуйко представил горшок с кашей… Открыл глаза – и вдруг замер, приоткрыв рот. Справа, у стены, сидел кто-то черный. И глядел на него в упор.

– Ты кто? – вскрикнул парень.

Но через миг хихикнул.

«Это ж тень! Моя собственная тень на стене!»

Потом сообразил: тень должна быть не сбоку, а сзади…

Тут его будто морозом сковало.

«Это следь!»

У каждого человека есть тень-спутница – да только не всякий видит ее и не во всякое время. Бывает, становится тоскливо на душе, и ноги сами ведут в страшные, уединенные места – вот прямо как сейчас! Там и ждет человека следь, черный двойник. Скажет: «Пойдем!» И уведет на ту сторону, прямо в скалу… или в бездну морскую…

– Зачем ты здесь? – дрожащим голосом спросил он. – За мной пришла?

Тень молчала.

– Или защитить хочешь?

Следь будто чего-то ждала. Зуйко с удивлением понял: страх отбежал.

– Что молчишь? – спросил он сердито. – Ты мне ничем не поможешь. Синеокая умерла, убил ее нойда треклятый! Мне без нее что жить, что умереть – едино!

Злость охватила все его существо. В глубине души Зуйко знал, зачем приходит следь. Это последнее предупреждение. Последнее «остановись, покуда не поздно!»

Но он вовсе не собирался останавливаться.

– Мне твои острастки не нужны! – срывающимся голосом выкрикнул он, глядя в молчащую тьму. – Если печешься обо мне, укажи путь к ней! Дай еще взглянуть в ее синие очи – и забирай куда пожелаешь!

Он заплакал.

А когда утер глаза, увидел: следь встала и растворилась во тьме.

Зуйко остался совсем один.

На миг его пронзили одиночество и отчаяние. Потом явилась мысль – будто кто-то нашептал ее в уши. Может, тот самый, кто звал его день за днем на этот пустынный берег…

«Иди в море!»

Зуйко вытащил из очага горящую сосновую ветку подлиннее и вышел.

«Солнце село», – промелькнула тревожная мысль, но парень отогнал ее.

Внутри жила странная уверенность: в этот раз на его зов откликнутся, и нечто утраченное будет найдено.

Он пошел в сторону моря, поглядывая под ноги. Огоньки рождались на пушистых ветвях, искрились в рыжей хвое, и в их свете блестела окатанная галька, изредка вспыхивая звездочками. Тогда Зуйко останавливался, нагибался и вглядывался в россыпь камней, однако все попусту.

«Что я делаю? – думал он. – Как будто мне велено что-то найти, а что – я не разобрал…»

Над морем висел густой туман.

– Синеокая! – позвал парень. – Ты меня ждала? Я здесь!

В тот же миг сделалось удивительно тихо. Потом со всех сторон зашелестело и зажурчало. Вода начала отступать, будто уползая от ног, обнажая дно.

«Диво дивное…» – отрешенно подумал Зуйко.

Однако, чуть поколебавшись, двинулся