знал, что она принимает душ сразу после дежурства, поэтому меня нисколько не удивило, что, едва войдя в квартиру, Тиган устремилась в ванную. Дверь она закрывать не стала, поэтому ничего не мешало нам разговаривать.

– Как прошло барбекю? – услышал я.

– Отлично. Даже мой брат в конце концов развеселился. В последнее время он выглядит подавленным, словно его что-то гнетет… Остин говорит, что это стресс…

– А он не сказал, из-за чего у него стресс?

– Остин говорит – ему приходится слишком много заниматься.

Тиган ответила не сразу.

– А-а… ну да, – произнесла она наконец.

И снова мне показалось, что от меня что-то скрывают. И не только Остин, но и Тиган. Неужели между ними что-то есть? Да нет, не может быть! Я слишком хорошо знал брата, знал, что он никогда не поступит со мной подобным образом. В Остине я не сомневался, а значит… значит, дело было в чем-то другом.

Стоя возле двери, я прислушивался к тому, как струйки воды стучат по дну ванны.

– А о чем вы с Остином разговаривали перед тем, как ты ушла? Мне показалось – вы о чем-то спорили.

– Мы говорили о… о спорте. Ты сам знаешь, как трепетно мы, коренные жители Новой Англии, относимся к успехам наших спортивных команд!

– О спорте, значит?

– Ну да. «Патриоты»[17] – вперед! И все такое.

«Какого черта они оба мне врут?..» – Я отошел от двери ванной и сел на кровать. Возможно, большая часть замеченных мною странностей существовала только в моем воображении, но в том, что и Остин, и Тиган что-то скрывают, у меня сомнений уже не было. Вот только что?

Когда Тиган вышла из ванной, на ней не было ничего, если не считать большого банного полотенца, в которое она завернулась. В обычных обстоятельствах этого было бы достаточно, чтобы я забыл обо всем, но не сегодня.

Наклонив голову к плечу, Тиган игриво улыбнулась.

– Как думаешь, стоит мне одеваться или?..

– Одевайся.

Ее лицо удивленно вытянулось.

– Ты уверен?

Она собрала одежду и вернулась в ванную. Пока она одевалась, я молчал. Когда Тиган снова появилась в комнате, я поднялся.

– Ты спишь с моим братом?

– Что?.. Конечно нет!

Я посмотрел ей в глаза:

– Тогда в чем дело, Тиган? Я своими глазами видел, как вы двое о чем-то спорили. И я на сто… на двести процентов уверен, что спорили вы не о спорте и не о доступности здравоохранения, как пытался убедить меня Остин. Так о чем же у вас шла речь? Может, о проблемах экологии? О зеленой энергетике?.. Сейчас это, кажется, самая модная тема.

Тиган ненадолго закрыла глаза.

– Мы не спим друг с другом, Макс. И никогда не спали. Что касается того, о чем мы спорили… об этом тебе лучше спросить у брата.

– Так вы все-таки спорили? И для этого, наверное, была причина?

– Была.

– Уж не хочешь ли ты сказать, что тебе известно что-то такое, чего я не знаю?

Она открыла глаза и взглянула на меня. Я шагнул вперед.

– Тиган!.. Скажи мне, что происходит?!

– Я не могу.

– Почему?

Она набрала полную грудь воздуха.

– Пошевели мозгами, Макс! О чем – о какой единственной вещи – я не стала бы с тобой разговаривать?

– Откуда мне знать? Раз ты утверждаешь, что не спишь с Остином, значит… Это какая-то медицинская информация? Врачебная тайна?

Тиган продолжала молча смотреть на меня.

Я скрипнул зубами. Проклятье! Ну и дурак же я! В тот самый первый раз, когда Тиган встретилась с Остином, она проговорилась – сказала, что его лицо кажется ей знакомым. Она даже спросила, не был ли он на приеме в Седарс-Синайском медцентре, но Остин все отрицал. И именно с тех пор Остин начал ее избегать…

Меня как будто с силой ударили в живот, да так, что потемнело в глазах. В течение нескольких секунд я не мог ни говорить, ни дышать. Прошло довольно много времени, прежде чем я сумел справиться с собой.

– Он… Остин болен?

– Спроси об этом у брата.

* * *

– В чем дело? – Остин потер кулаками глаза. – Ты что, пьян – врываешься ко мне в два часа ночи?!

Оттеснив брата плечом, я прошел мимо него в прихожую.

– Это ты мне скажи, в чем дело.

Остин покачал головой.

– Только не надо все начинать сначала, – простонал он.

– Я не шучу, Остин. Я знаю, что с тобой что-то происходит. Тиган не захотела мне ничего объяснить, а это значит, что проблема касается твоего здоровья. – Я скрестил руки на груди. – Имей в виду: я никуда не уйду, пока не узнаю правду, так что выкладывай.

На лице брата появилось выражение усталой покорности.

– Ладно… – проговорил он. – Садись.

Сам он подошел к застекленному шкафчику, достал бутылку водки и два стакана. Наполнив их до краев, он протянул один мне, а второй поднес к губам и залпом выпил. Я последовал его примеру. После этого Остин снова налил – но только себе.

– Некоторое время назад у меня заболела спина. Я думал, что просто потянул какую-то мышцу, но боль не проходила. Потом я обнаружил, что не могу бегать. Раньше я мог пробежать десять миль и даже не вспотеть, теперь же меня не хватает и на полквартала – я начинаю задыхаться, даже если не бегу, а просто быстро иду. Однажды вечером я доставал из холодильника бутылку воды, наклонился и… пришел в себя уже на полу. Я просто отключился, потерял сознание. Пришлось обратиться в отделение неотложной помощи.

– Почему ты не позвонил мне?

– Ты играл на выезде, в другом городе. Именно в тот день я впервые увидел Тиган. Она молча сопровождала врача, который переходил от пациента к пациенту, поэтому я не обратил на нее особого внимания. Когда мы столкнулись у Клуба архитекторов, я вспомнил ее только потому, что она была в голубой больничной униформе. Должно быть, одежда медсестры подстегнула мою память…

– О’кей, допустим. Но что тебе сказали в больнице?

– Они провели несколько исследований, сделали рентген и ультразвук. Когда результаты были готовы, врач объявил мне, что у меня обнаружена аневризма брюшной аорты.

Я пораженно уставился на него.

– Аневризма аорты? Как у папы?

Остин кивнул и осушил второй стакан.

В замешательстве я провел пятерней по волосам.

– Это… лечится?

– Хирургическое вмешательство, – ответил Остин. – Это может помочь, но существует опасность разрыва аорты прямо на операционном столе.

Именно это случилось когда-то с нашим отцом. Он умер в больнице, во время операции.

Я схватил бутылку, налил Остину и себе. Мы молча выпили.

– Почему же ты ничего не сказал мне?

– Потому что ты принялся бы убеждать меня, что я молод и здоров, что у меня больше шансов пережить операцию, чем было у папы, поэтому я должен немедленно лечь под нож, чтобы уменьшить риск самопроизвольного разрыва сосудистой стенки.

– Но разве не это рекомендуют тебе врачи?

Остин кивнул.

– Врач сказал, что, если не сделать операцию как можно скорее, я не то что бегать – ходить не смогу. Честно говоря, мне уже трудно пройти пешком от машины до аудитории – я начинаю задыхаться, словно восьмидесятилетний старик.

– Ну вот! – воскликнул я. – Сам видишь – никакого выбора у тебя нет. А если ты не можешь жить так, как тебе хочется, значит, ты умираешь.

– Мне страшно, Макс. Я боюсь.

– Конечно, ты боишься, но если ты хочешь преодолеть страх, тебе нужно говорить о нем как можно больше. Если ты будешь молчать о своих тревогах, таить их в себе, от этого они сделаются только сильнее. Нарыв нужно проткнуть, иначе воспаление будет распространяться…

Остин нахмурился.

– Я не хочу умирать.

– Ты не умрешь. Операция необходима, если только нет другого средства…

– Такого средства нет.

– Тогда из этого и будем исходить. Мама знает?

Остин покачал головой.

– Нет. И ты тоже ничего ей не говори. Она едва-едва оправилась после смерти папы.

– То есть ты собираешься лечь на операцию, никому ничего не сказав? В таком случае ты точно покойник, даже если операция пройдет успешно, потому что Тейт тебя наверняка убьет. Голову открутит.

Остин грустно улыбнулся.

– И тем не менее я не хочу, чтобы кто-то узнал… по крайней мере до тех пор, пока вопрос с операцией не будет решен окончательно.

– Но ты хотя бы не будешь возражать, если я поеду на операцию с тобой?

Остин кивнул.

– Договорились. Только обещай, что никому не скажешь.

– Я сделаю еще больше. Я никому ничего не скажу, и я не дам тебе умереть. Это