У шимпанзе, ближайших наших родственников, ген FOXP2 отличается от человеческого по двум основным показателям. У орангутанов – по трем. Таким образом, изменение гена в ходе эволюции могло стать решающей предпосылкой для возникновения у людей речевой способности. Поэтому необходимо было провести сравнение с геномом неандертальца. Как ни удивительно, FOXP2 у неандертальца во многих отношениях оказался идентичным гену современного человека.

За последние годы исследователи из Института психолингвистики Общества Макса Планка в голландском Неймегене изучили все имеющиеся генетические, анатомические и археологические показатели, которые могут дать ответ на вопрос о том, когда наши предки начали говорить[257]. Проанализировав обширное количество данных, они пришли к выводу, что неандертальцы с большой долей вероятности уже могли говорить, а возникновение человеческого языка восходит как минимум к нашему с ними последнему общему предку – человеку гейдельбергскому, наиболее древние останки которого датируются возрастом не менее 600 000 лет, – или же к одному из более развитых подвидов человека прямоходящего. Эту точку зрения подтверждают среди прочего результаты исследований языковых генов, а также ряд других фактов: как раз в то время произошло утолщение грудного отдела спинного мозга, что способствовало более эффективной иннервации дыхательной мускулатуры, расширился канал нерва, отвечающего за движения языка, а также увеличились области коры головного мозга, в которых регулируются двигательные функции тела и обрабатывается полученная информация. Кроме того, неандертальцы и современные люди обладают весьма схожим строением подъязычной кости, которая также играет важную роль в артикуляционном аппарате.

Как пишут исследователи, язык развивался медленно в течение очень длительного промежутка времени по мере «накопления незначительных преобразований» как генетического, так и культурного характера[258]. Психолингвисты подводят следующий итог: «неандертальца, денисовского человека и современного человека объединяет сходная способность к языку и культуре». По мнению ученых, первые зачатки языка могли возникнуть даже раньше миллиона лет назад. Так что нельзя исключать вероятность того, что элементарными языковыми способностями обладал уже человек флоресский, бывший, возможно, первым в истории человечества мореплавателем. В противном случае он бы просто не смог справиться со всеми приготовлениями, необходимыми для его путешествий.

Способность говорить очень важна для нас. Об этом свидетельствует тот факт, что в нас заложен особый генетический механизм, отвечающий за усвоение языка. Наиболее благоприятный для этого период охватывает возраст от четырех месяцев до десяти лет, в течение которого мы буквально впитываем в себя язык и с легкостью им овладеваем. После этого изучение языка дается значительно тяжелее, новые слова и грамматику приходится заучивать, прилагая к этому немало усилий. Чем же так ценен для нас язык, что мы даже выработали особый механизм, ускоряющий его усвоение?

Широко распространено мнение, что способность говорить играла важную роль главным образом при обмене информацией во время охоты или собирания пищи и поэтому представляла собой преимущество с позиции естественного отбора. Однако в этой точке зрения отражены лишь два из множества аспектов.

Британский психолог Робин Данбар из Оксфордского университета во время исследования приматов обнаружил, что существует взаимосвязь размера коры головного мозга и количества членов в социальной группе. Например, шимпанзе живут в группах из примерно 50 особей, а социальное окружение каждого человека состоит из 150 других людей. Это «число Данбара» соответствует среднему размеру поселений в эпоху древних племенных обществ и в то же время в большинстве случаев отражает количество человек, с которыми мы сегодня поддерживаем близкое общение в социальных сетях. Когда группа достигает определенных размеров, взаимодействие ее членов, поддерживающее единство всей группы, не может ограничиваться лишь прикосновениями. Погладить можно только кого-то одного, а вот говорить можно сразу со многими.

Все более сложное устройство групп требовало более развитой способности понимать мысли и эмоции окружающих. Данбар полагает, что в процессе перехода от немногочисленной стаи обезьян к доисторической общине лишь обильная коммуникация могла стать связующим элементом общественной жизни людей. Она служила для обмена эмоциями, и центральными темами обсуждений были вопросы о том, что в общине делать разрешено, а что противоречит принятым нравам и обычаям, кто ведет себя честно, а кто ворует, кто кого терпеть не может и кто с кем спит[259]. И сегодня более 60 % наших ежедневных разговоров вращаются вокруг отношений между людьми. Кроме того, общение на такие темы для нас значительно приятнее, ведь обсуждать причуды соседей куда интереснее, чем выслушивать сухие и точные наставления о том, как нужно завязывать шнурки или устанавливать кран. В непринужденных беседах мелодия голоса речи часто важнее того, о чем мы говорим, потому что в таких ситуациях главное – поддерживать эмоциональную связь с собеседником.

Как никакое другое живое создание на этой планете, мы интересуемся мыслями и переживаниями окружающих. Благодаря нашей высокоразвитой способности к эмпатии мы их даже можем угадывать. Мы в состоянии мастерски распознавать планы, намерения других людей, а также причины, подтолкнувшие их на те или иные поступки, и нам всегда страшно хочется поделиться с остальными своими собственными интересами, пережитыми моментами и нормами, которых мы придерживаемся.

Проведя большое количество сравнительных исследований и проанализировав поведение маленьких детей и шимпанзе, американский антрополог и специалист в области сравнительной психологии Майкл Томаселло (мы уже упоминали его в главе, посвященной важности свободных рук) отметил, что дети отличаются от обезьян главным образом по двум признакам. Во-первых, они значительно лучше ставят себя на место своих товарищей по играм и вырабатывают четкое представление о самих себе, а во-вторых, они в любой момент были готовы оказать друг другу помощь. «Давай, и тебе дано будет», – детям эту мудрость объяснять не нужно: она заложена в них с рождения. В отличие от наших ближайших родственников из мира животных практически все представители нашего вида уже на начальных стадиях своего развития могут воспринимать окружающий мир с точки зрения группы, в которой они растут[260]. Томаселло называет это способностью к культурной трансмиссии. С появлением речи эта способность все больше развивалась, а мы сами стали поддерживать все более активные взаимоотношения с окружающими. Поэтому Майкл Томаселло считает нашу мощную предрасположенность к социальному взаимодействию ключом к появлению языка, который, в свою очередь, является эволюционным достижением, значительно усилившим наши социальные навыки.