Таня пришла к Мироновичу на квартиру раньше назначенного времени. На столе уже было много вина и еды. Миронович начал нарезать хлеб, попросил ему помочь. Она подошла к нему и, когда он наклонился, выстрелила ему в затылок. Потом Таня подала условный сигнал. Пришли подпольщики, забрали ее и документы».

«Таня Маркус была очень красивой 19-летней девушкой. Хотя она и еврейка, но на еврейку непохожа. Мы дали ей задание познакомиться с ним во что бы то ни стало… Мы решили, что в то время, когда он придет с работы, Таня пройдет мимо его дома и заговорит с ним или что-нибудь попросит и таким образом познакомится… Через 5—10 минут после того, как он приехал домой, она пошла к нему, позвонила… и начала спрашивать другую фамилию. Он ответил, что такого здесь нет. Как же, сказала она, у меня ведь адрес, в общем, поговорили, она начала ему глазки строить, и они познакомились. Ну, в первый вечер ничего не вышло, а на второй она попала к нему в дом. Она была у него, кажется, два вечера, переночевала… Переночевав у него, она… опять пришла, любезничала, они целовались, обнимались, наконец она сказала: „Что ты все играться да играться, я кушать хочу”… Он ответил – сию минутку. Пошел во вторую комнату и начал готовить к столу. Она достала из сумочки пистолет, подошла к нему, он в это время резал хлеб, обняла его одной рукой, второй вынула пистолет, поднесла к нему и выстрелила прямо в висок».

Памятник Татьяне Маркус

Мне представляется более достоверной последняя версия событий, поскольку изложена руководителем подполья, да еще спустя недолгое время после описываемого эпизода. Первая же приведена мною для того, чтобы увидеть, какие важные детали теряются в ходе неизбежной мифологизации истории.

Маркус знакомилась с высокопоставленными немцами, те начинали за нею ухаживать, тогда красавица приглашала их на свидание в места, где уже ждали подпольщики. Приглашенных убивали, забирали оружие, форму. Историк Илья Левитас уверяет, что благодаря Тане Маркус было уничтожено 33 фашиста, шестерых она убила лично. В кителе последнего убитого ею немецкого офицера была оставлена записка: «Смерть немецким оккупантам! Таня Маркусидзе». После этого девушка уже не могла оставаться в Киеве. Александр Фалько, собиравшийся вывезти Таню из города в партизанский отряд «За Родину», о своем маршруте и способе передвижения – на лодке по Днепру – написал записку. Связную схватили, Таню арестовали. Ей был 21 год, она выдержала пять месяцев пыток, никого не выдала и была расстреляна 29 января 1943 года, почти на полтора года пережив остальных евреев города Киева. В 2006 году ей поставили памятник в Бабьем Яре.

Отношение подпольщиков к вопросам конспирации было довольно легкомысленным. Были случаи, когда Ивкин созывал совещание секретарей подпольных райкомов днем в скверике около Лукьяновского базара и на виду у прохожих давал подпольщикам те или иные поручения. Так, во всяком случае, излагается история второго киевского подполья в упомянутой мироновской докладной записке, общий вывод которой гласит: «Особо видной работы подпольные организации, созданные Ивкиным, провести не успели, за исключением издания трех листовок: 1) ко дню РККА, 2) обращение к населению г. Киева с воззванием против поездки на кабалу в Германию, 3) общая листовка, призывающая население к борьбе с немецкими оккупантами». Вряд ли этот суровый вывод полностью справедлив, распространение листовок влияло на людей, создавая эффект присутствия советской власти.

Аресты начались в мае 1942 года – таким образом, второе подполье просуществовало несколько дольше первого. «38 дней непрерывно издевались гестаповцы над арестованными руководителями киевского подполья. <…> Гитлеровцам так и не удалось выпытать у них что-либо об оставшихся на свободе подпольщиках». Так писали советские историки в книге «Солдаты киевского подполья». На самом деле все обстояло не совсем так. «Меня ожидает смерть, – писал родителям после ареста уже упоминавшийся на этих страницах член подпольного горкома Владимир Кудряшов. – Ее я не боюсь принять, но жаль, что смерть должна поразить меня через предательство русского человека, тот, кому доверили сотни молодых сердец отдаться за народное дело. Он оказался предателем, который предал меня и еще много товарищей, с которыми ему пришлось сталкиваться во время работы. Пусть это имя будет ненавистно вам и всем тем, кому дорога родина. Имя его Кучеренко Иван, бывший секретарь киевского обкома комсомола».

«При угрозах со стороны следователя гестапо расстрелом Кучеренко заявил следователю, что он еще не потерянный человек, молод, хочет жить и готов доказать преданность немцам. Он в этом признался на очной ставке с Евгенией Логиновой, его связной, которая присутствовала при его допросе. Его освободили, он потом принимал участие в засадах и арестах партийных и комсомольских работников». В устах самого Кучеренко это выглядело следующим образом (со слов Скляренко, к которому он явился однажды вечером и «со слезами на глазах, невнятно стал просить прощенья»): «…Он на Евбазе во время встречи со связной, которая якобы должна была принести ему листовки, был схвачен пятью гестаповцами и доставлен в гестапо на ул. Короленко, в бывшее помещение НКВД УССР. В гестапо подвергся сильным пыткам, в результате которых он якобы был вынужден выдать несколько человек из комсомольского подполья и то только технического персонала и что он освобожден под расписку с тем, что поможет гестапо разыскать Шамрыло» (того самого, хранителя «золота партии» – еще не было известно, что он к тому моменту погиб. – Л. С.).

Нет, вовсе не «технический персонал» был выдан предателем (как будто «технический» – не жалко). Согласно справке оргинструкторского отдела ЦК КП (б) У, «в мае – июне 1942 года было арестовано руководство горкома и трех райкомов партии». Кучеренко привезли для опознания подпольщиков «при попытке ареста секретаря запасного горкома т. Бруз последний пытался застрелить предателя Кучеренко, ранив его, а затем застрелился сам». Ивкин при аресте отстреливался, был ранен.

С тюрьмой у подполья была какая-то связь, во всяком случае, между узниками и подпольщиками шла активная переписка. Кудряшов просил «дорогую Броню» (Брониславу Петрушко), чтобы та «со своими ребятами произвела налет на гестапо и освободила бы 3000 человек – политзаключенных и весь состав горкома партии и комсомола. Охрана 12 человек. Налет произвести утром часа в 3–4». Ивкин никаких иллюзий насчет своего будущего не испытывал и, не желая переносить пытки, просил товарищей передать ему яд. Налета не вышло, а яд товарищи достали, но передать не успели: Ивкин умер в тюрьме (по другим сведениям – расстрелян).

Третье подполье: образ жизни

У меня в руках тоненькая, изданная на газетной бумаге в 1945 году брошюра под названием «Злодеяния немцев в Киеве». Вот несколько