решил продолжить воевать. Проделав путь от Украины до брянских лесов, Зверев вышел осенью в расположение Красной армии, какое-то время был под подозрением и арестом, вновь получил под командование дивизию, после чего вновь попал в плен, уже в марте 43-го. И представьте, опять стал комдивом, на этот раз во власовской РОА в звании генерал-майора, за что после войны попал под трибунал и в 1946 году был повешен. Что ни судьба, то роман. Но вернемся к истории двух капитанов, она не менее удивительна и, главное, как я уже говорил, многое объясняет в одном из самых малоизвестных периодов советской истории.

Ну Костенко – понятно, а как смог выжить Несвежинский? Ведь евреев расстреливали сразу после пленения и так называемой селекции. Помните, как в фильме Сергея Бондарчука «Судьба человека» военнопленных построили у церкви, немец крикнул: «Коммунисты, комиссары, офицеры и евреи!» – после чего из строя вывели нескольких человек и расстреляли? По подсчетам историка Павла Поляна, попав в плен, советский солдат умирал с вероятностью 60 % – если он не еврей, и 100 % – если еврей, всего же немцы уничтожили до восьмидесяти тысяч военнопленных евреев. Причем чаще всего предавали свои, без их помощи немцы не могли разобраться, кто еврей. Выдавали за кружку кофе, пару сухарей.

Несвежинскому удалось скрыть, что он еврей и командир, выдать себя за рядового по фамилии Нестеров и в сентябре 41-го сбежать из плена. Капитаны вновь встретились друг с другом в Киеве почти год спустя после того, как вырвались из лап смертельной опасности. Что случилось с ними за это время? Костенко вернулся было в Харьков, где одно время жил до войны. Для того чтобы у читателя возникло какое-то представление об обстановке в этом городе, приведу отрывок из воспоминаний пережившего в нем мальчиком оккупацию биолога Владимира Соловьева: «Улицы очень быстро поменяли свои советские названия, вернув частично подправленные „девичьи”. Особенностью первых дней оккупации были т. наз. облавы, когда собиравшийся на базаре народ окружали („оцепляли”) с тем, чтобы выбрать нужных людей для отправки на работы в Германию. Процветали базары, и люди, чтобы выжить, несли туда все представляющие интерес вещи. Причем обычно шла не продажа товара, а обмен. Я помню, что нашу семейную реликвию – золотое кольцо двоюродного брата – выменяли на какое-то количество стаканов соли. И еще одним аналогичным занятием были походы в деревни и села, где вещи меняли на зерно».

Вероятно, Костенко начал заниматься чем-то подобным, но сразу не задалось, к тому же его там могли узнать, поэтому в марте 42-го он перебрался к родственникам в Киев. Точно так в советское время некоторые люди, по разным причинам опасавшиеся репрессий, часто меняли место жительства, и благодаря этому кому-то удалось избежать ареста в самые тяжелые годы. В Киеве, согласно показаниям Костенко на суде, «работал на железной дороге в ремонтных мастерских рабочим три месяца, а в июне 1942 года встретил знакомого по службе бывшего начштаба 194-го полка Несвежинского». Тот после побега из лагеря для военнопленных оказался в Виннице, достал новые документы на имя Нестерова и по ним жил «у одной женщины», потом познакомился с другой. Та приехала в Винницу за продуктами, а уехала обратно в Киев с мужчиной, который у нее же и поселился.

На судебном заседании Несвежинский открыл никому не известный героический факт своей биографии, поведав судьям, будто сразу после побега в 1941 году, будучи в Виннице, участвовал в тамошнем подполье. Винницкое подполье я представлял себе исключительно по знаменитому фильму «Подвиг разведчика». Его герой – советский разведчик – был направлен под видом немецкого офицера в Винницу, где ему удалось разоблачить проникшего к подпольщикам провокатора и, прихватив с собой немецкого генерала (того самого, с которым в самой запоминающейся сцене пил «За нашу победу»), вернуться к своим.

Несвежинский, по его словам, занимался изготовлением документов для винницких подпольщиков. Ну мало ли чего он мог порассказать, лишь бы облегчить свою участь. Но его слова нашли неожиданное подтверждение. На одном из сайтов, посвященных Холокосту, приведены обнаруженные в госархиве Винницкой области «воспоминания чудом оставшегося живым М. Я. Лабельмана» о том, как «вместе с моими сыновьями… мы начали борьбу с ненавистным фашистским режимом, вступив в подпольную организацию… 16 декабря 1941 г. в квартире у меня… состоялось собрание, на котором присутствовали тт. Бевз, Несвежинский… и другие товарищи, фамилии которых я не помню. На собрании обговаривался вопрос о диверсионных актах на транспорте, на аэродроме и в части немецкого транспорта для истребления горючего… Тов. Азарашвили (2-й секретарь подполья. – Л. С.) поручил мне достать части для подпольной типографии и штампы для выдачи документов»[15]. Лабельману удалось все это «достать», что подтверждено свидетельствами других подпольщиков, и, вероятно, с их помощью Несвежинский и сумел изготовить себе новые документы.

Случайная встреча сослуживцев в Киеве год спустя завершилась откровенным разговором. Нестеров-Несвежинский признался, что «занимается спекуляцией и хорошо живет». В этот момент он выполнял «поручение от какого-то немца купить ему охотничье ружье и бинокль». Костенко предложил свою помощь, она была принята, и вскоре после встречи он уволился с железной дороги и тоже «стал заниматься спекуляцией мелкими товарами и продуктами, выезжал для их покупки по низким ценам».

При этом капитаны умудрились числиться работающими – в немецкой фирме «Иоганн Келлер». Только числиться, на работу они не ходили вовсе. Первым туда пристроился Несвежинский, это случилось после знакомства с начальником цеха Шипером, тот «за вино и продукты» ставил отметку в его рабочую карточку. Вскоре и Костенко «получал там продовольственные карточки и даже зарплату». Все взрослые должны были иметь работу, более того, немцы сохранили введенную в СССР в 1940 году уголовную ответственность за прогулы, к которым приравнивалось двадцатиминутное опоздание на работу.

О капиталистическом образе жизни

«В городах частная инициатива… начала быстро разворачиваться, хотя и приняла несколько нездоровый, спекулятивный характер… Более или менее крупного капитала ни у кого не было. В таких условиях можно было создавать только такое предприятие, которое бы почти без первоначальных затрат давало сразу какой-то доход и обеспечивало быстрый оборот ничтожного основного капитала… Мелкие ремесленные предприятия росли буквально как грибы… Почти на каждой улице стали возникать рестораны и закусочные и магазины случайных вещей». Это описание Киева из мемуаров Л. В. Дудина «В оккупации». А вот рассказ о Витебске 1943 года Д. П. Карова (Кандаурова), бывшего офицера абвера (из его мемуаров «Русские на службе в немецкой разведке и контрразведке»): «Торговля процветала на удивление: лавки и магазины были повсюду. Предприимчивые купцы «по-черному» ехали из Витебска в Германию, Польшу, Австрию, а иные добирались и западнее, закупая там товары, которыми бойко торговали у себя. …В городе были 2 или 3 больницы, запущенные из-за недостатка средств… Было и несколько частных