Напомню, что Бруз – председатель дублирующего подпольного горкома, Петровичем же звали бывшего секретаря Киевского горкома КП (б) У по кадрам Константина Ивкина, вернувшегося в Киев из окружения в октябре 1941 года и создавшего новый подпольный горком партии вместо разгромленного. Что же касается выражения «отправить в Могилев», то оно вошло в поговорку во время Гражданской войны (в Могилеве располагалась ставка царя, где он был взят под арест в 1917 году) и означало расстрел. Но обо всем по порядку.

«Оставленное по городу Киеву партийное и комсомольское подполье, не успевшее ничего сделать, предательски разгромлено и рассеяно, – заявил Ивкин на созванном им в ноябре 41-го собрании представителей подпольных районных оргбюро. – Сейчас в Киеве осталось единственное подполье – это подполье, созданное нами. Оставшийся из Киевского горкома т. Хохлов никакой деятельности не проявляет» (докладная записка Миронова).

Правда, по другим источникам, Хохлов такую деятельность как раз проявлял, за что его именем после войны назвали одну из киевских улиц. Он, в довоенное время начальник цеха на заводе «Большевик», был оставлен заместителем секретаря Киевского подпольного городского комитета КП (б) У для работы в тылу врага; руководил боевыми диверсионными группами, организовал партизанский отряд, замучен в гестапо в марте 1942 года. Между тем в цитированной выше чекистской сводке сообщается, что в начале 1942 года по заданию Ивкина подпольщики «во время выпивки на Сырце отравили т. Хохлова» за то, что он «отказался отдавать ценности, оставленные ему для подпольной деятельности». Якобы Хохлов, когда от него Ивкин требовал ценности, заявлял, что «он без разрешения Шамрыло никому ничего не даст, и отказался указать местонахождение Шамрыло».

По другим данным, Хохлов умер от болезни, а по третьим – расстрелян немцами. Где тут правда, трудно сказать, опубликованные документы противоречат друг другу. Известно лишь, что в городе действительно был оставлен для нужд подполья небольшой запас золота и ювелирных изделий. Держателем «золота партии» считался секретарь горкома Тимофей Шамрыло, погибший в августе 1941 года, а судьба самого золота, которое активно разыскивали и подпольщики и немцы, до сих пор неизвестна.

О нужде подполья в деньгах говорится во все той же мироновской докладной записке, согласно которой «было экспроприировано 10 банков, где изъято свыше 500 тысяч рублей». По мнению украинского историка, автора книги о киевском подполье Николая Слободянюка, вряд ли это и в самом деле были нападения на банки, скорее всего – на кассы предприятий. В связи с этим часто упоминается подпольщик Жорж (Георгий) Левицкий, на которого были возложены подобные «эксы». Николай Слободянюк выискал в архиве комиссии Академии наук Украины, где хранятся записи бесед с выжившими подпольщиками, свидетельство одного из них: «Жорж Левицкий по натуре хвастун… Он являлся активным в разговорах, у него всегда были такие слова – я сделаю, я сообщу, доложу, но конкретного ничего не было. У него были разговоры – кому бы голову сорвать. Его сильно интересовала материальная сторона. Когда я ему дал возможность продать бочку каустика за 30 тысяч, то у него сразу появился новый костюм, новая шляпа, а курил он не махорку, а сигареты… Причем Жоржа Левицкого я знаю по немецкой прессе, что он и еще четыре его товарища расстреляны за кражу и убийство композитора Ревуцкого». Деньги нужны были в том числе для выкупа арестованных (иногда удавалось «выкупить» их из полиции). Но правда и то, что далеко не все члены подполья были бессребрениками. Что же касается убийства Ревуцкого, тому есть и другие свидетельства. «По заданию горкома КП (б) У был убит проф. Ревуцкий за то, что выступил в киевской газете с клеветнической статьей на советскую культуру», – сообщается в мироновской докладной записке. Кто такой профессор Ревуцкий? В документах его называют то профессором, то композитором. Скорее всего, речь идет о Дмитрии Ревуцком, согласно «Музыкальной энциклопедии», «одном из основоположников советского украинского музыковедения», дата и место смерти которого – декабрь 1941 года в Киеве – дают возможность предположения, что он был убит террористической группой советского подполья, в которую входил племянник профессора Федор Ревуцкий. Пришли домой к профессору, его застрелили, жену задушили, квартиру ограбили.

Незадолго до этого подпольный горком партии создал штаб диверсионно-подрывной деятельности во главе с членом горкома Владимиром Кудряшовым. Почему в качестве одной из жертв выбрали автора «клеветнической статьи на советскую культуру», трудно сказать. Возможно, с учетом того, что за убийство немца могли взять и расстрелять заложников, а ликвидация «для острастки других» украинского националиста могла остаться без реакции со стороны властей, а резонанс – большой. Профессор был, очевидно, более легкой жертвой, чем тот же Романченко, хотя в уже цитировавшейся мною «Информации», со слов Нади Мишениной, бывшего обкомовского бухгалтера, ставшей официанткой в немецкой столовой, сообщалось «об охоте наших ребят за изменником Романченко, однако осуществлению этой задачи мешают постоянно охраняющие его гестаповцы».

Наиболее заметными членами этого штаба были упомянутый выше Жорж (Георгий) Левицкий и его боевая подруга Татьяна Маркус. Вероятно, их тесная дружба началась в кишиневском трамвайно-троллейбусном парке, директором которого был Георгий Исаевич Левицкий, а Татьяна Иосифовна Маркус, 1921 года рождения, в 1940 году была откомандирована туда из Киева руководством Юго-Западной железной дороги, где она трудилась секретарем отдела кадров пассажирской службы. Что за командировки могли быть у девятнадцатилетней секретарши, мне не понятно, но таковы факты. В начале войны они оба оказались в Киеве, где по подложным документам ее прописали в частном доме (у бывшей тещи Левицкого) под фамилией Маркусидзе: была придумана легенда, что она дочь грузинского князя, расстрелянного большевиками.

То, что опубликовано о Татьяне Маркус, тоже напоминает легенду. Будто бы 19 сентября 1941 года они с Левицким поднялись на балкон третьего этажа почтамта на Крещатике, под которым под звуки духового оркестра браво маршировали немецкие солдаты, и красавица бросила в колонну букет астр вместе с ручной гранатой. Пишут еще о том, что, устроившись работать в офицерскую столовую официанткой, Таня подсыпала отраву в еду, и несколько офицеров погибли.

Приведу эпизод, подкрепленный доказательствами, – убийство директора пивзавода в Киеве Мироновича, как считалось, «крупного агента гестапо». Существует как минимум два описания этого эпизода, различающиеся в деталях. Первое – широко известное и переходящее из издания в издание, второе – пока не опубликованное свидетельство Брониславы Петрушко, недавно обнаруженное Николаем Слободянюком в одном из украинских архивов.

«Директор пивзавода приходил делать маникюр к маникюрше Жене. Женя познакомилась с ним ближе, составила план его квартиры с указанием живущих рядом. Затем она знакомит его с Таней… Таню красиво одели и дали ей маленький браунинг. Была договоренность – когда дело будет завершено, Таня должна подойти к окну и два раза чиркнуть спичкой, чтобы подпольщики помогли ей уйти.