понял, что в этом рассказе, возможно, есть некоторое преувеличение, во всяком случае, для изобличения большинства коллег-партаппаратчиков в участии высокопоставленного предателя просто не было необходимости.

В первых числах октября 1941 года по городу распространили приказ фельдкоменданта об обязательной регистрации в течение 24 часов в помещении украинской полиции всех членов и кандидатов в члены партии, а также работников НКВД. В свою очередь, управдомам было предложено сдать в полицию списки указанных в приказе лиц, проживающих в их домах. В определенное приказом время к месту регистрации собралась толпа, образовалась очередь. Тут на глазах у изумленной публики из помещения полиции вышел Романченко, причем он был хорошо одет и, главное, держал себя непринужденно. Так, во всяком случае, сообщалось в совсекретной «Информации о состоянии работы Киевской подпольной организации КП (б) У от 26 березня 1943 р.», основанной на отчетах подпольщиков. Постепенно стоявших в очереди коммунистов зарегистрировали и отпустили домой.

Мои представления о преследовании коммунистов в немецком тылу вообще оказались несколько преувеличенными. Во многих городах от членов партии требовалось лишь зарегистрироваться в комендатуре, и их вполне могли оставить в покое. По подсчетам историка Бориса Ковалева, в каждом райцентре Калининской, Курской, Орловской, Смоленской областей добровольно пришли на регистрацию в немецкие комендатуры в среднем от 80 до 150 коммунистов. Большинство из них до войны были на ответственных должностях и в период оккупации продолжали работать на немцев.

Не так давно были опубликованы рассекреченные документы и в их числе показания некоего Ивана Шахова, допрошенного следователем госбезопасности 24 августа 1943 года. Согласно протоколу допроса, в начале октября 1941 года его завербовало гестапо и направило под видом арестованного в камеру к другим заключенным. Там он узнал, что среди них был секретарь райкома партии Иван Михайлович Романченко. Тот «напевал веселые песенки, рассказывал, что до войны прекрасно жил, любил выпить и хорошо покушать, хотя и не много зарабатывал, но благодаря широким знакомствам умел хорошо устраиваться и мог все достать». К немалому удивлению Шахова, немедленно доложившего о том, какая птица залетела в темницу, 7 октября высокопоставленного коммуниста выпустили на волю. После своего освобождения он вновь встретился с ним, Романченко к тому моменту «получил новую квартиру» и «охотно рассказывал о себе, о том, как попал в окружение, как возвратился в Киев, как соседи по его дому были удивлены, что он жив, тогда как до его появления были слухи, что он якобы был убит немцами».

В другом опубликованном документе – докладной записке инструктора оргинструкторского отдела ЦК КП (б) У И. Миронова секретарю ЦК КП (б) У Д. Коротченко от 22 мая 1943 года «О киевском подполье» – приводится свидетельство Скляренко, бывшего инструктора Петровского райкома партии, попавшего в окружение в сентябре 1941 года и возвратившегося в Киев, о службе Романченко в областной полиции следователем по политическим делам.

Немало партработников вернулось в Киев из окружения, позже к ним присоединились освобожденные военнопленные из числа тех, кому посчастливилось быть украинцами. Все они в самом прямом смысле уходили на фронт из одной страны, а вернулись в другую. Это ведь был целый слой людей, принадлежащих к партноменклатуре. По идее, все они, как честные коммунисты, должны были немедленно включиться в борьбу с оккупантами. На деле же одни решили, что советская власть больше не вернется, и после легализации так или иначе приспособились к существующему положению вещей, другие – не поверили обещаниям немцев и прятались от них, то и дело меняя место жительства, третьи – заняли выжидательную позицию. Словом, немногие из вернувшихся пополнили партийное подполье.

Правда, подпольным группам, со слов того же Скляренко, трудно было установить связь между собой. Кто-то из оставленных для подпольной работы просто испугался за свою судьбу и за близких. Был случай, когда жена одного из подпольщиков спустила в унитаз несколько килограммов тола, предназначенного для взрыва водокачки. Возникли проблемы с оставленными на явочных квартирах запасами продуктов, предназначенных для подпольщиков, – оставленных, разумеется, на первое время, никто ведь не думал, что оккупация продлится долго, – так называемые базы питания, некоторые из их владельцев просто присвоили продовольствие.

Была еще одна причина провала подполья первого призыва, для меня совершенно неожиданная. «Тов. Калмыков встретился на бульваре Шевченко с работником обкома т. Куликом, – говорится в одном из опубликованных донесений. – Он сказал, что „с подпольной организацией связаться нельзя, что на этой работе были оставлены евреи, которые почти все арестованы”». Поначалу я просто не мог поверить в достоверность этой информации, покуда не узнал, что руководителем запасного, дублирующего горкома партии был назначен Семен Бруз. Он обладал столь ярко выраженной еврейской внешностью, что просто не мог на улице появиться. Хозяин конспиративной квартиры на Александровской Слободке, где тот должен был скрываться, выгнал его из дому, хорошо, не донес. Другие доносили, кто на скрывавшихся евреев, кто – на прятавшихся партработников, порой это были одни и те же люди.

Разрушенный Крещатик

Как так вышло, понять не могу. Неужели, зная об отношении немцев к евреям, органы пошли на сознательную провокацию? Впрочем, возможно, что при формировании партийного подполья (в отличие от оставленных агентов НКВД) власти просто забыли об этом. Да и кто мог предположить, что через десять дней после оккупации Киева, 29 октября 1941 года, немцы расстреляют в Бабьем Яре 33 тысячи киевских евреев?

Откуда вообще взялась эта идея – создавать подпольные горкомы и райкомы? Естественно, из опыта Гражданской войны. Правда, в ту войну большинство большевиков-подпольщиков имели опыт дореволюционной подпольной деятельности, а те, которых оставляли для работы в немецком тылу в 1941–1942 годах, подобного опыта не имели и перед оставлением их в подполье подготовку не проходили. В результате, как правило, они были схвачены в первые недели немецкой оккупации. Что же касается подполья, оставленного в Киеве НКВД, то о нем вообще мало что известно. Известно, что органы нередко формировали подпольные организации из своей действующей агентуры, сформированной еще в мирное время (вместо того, чтобы формировать их из офицеров госбезопасности и милиции, там никому не известных). Поскольку осведомительная агентура мирного времени формировалась из людей в большинстве своем политически враждебных к существующей власти, работающих на госбезопасность либо из страха, либо за деньги, многие из них добровольно явились к оккупационным властям. Другие же, прихватив оставленные им для подпольной работы деньги, драгоценности, запасы продовольствия, перебирались в места, где их никто не знал, и, легализовавшись с помощью взятки в местной вспомогательной полиции, начинали заниматься мелким предпринимательством.

«Отправлены в Могилев» (Судьба второго подполья)

«Петрович и Семен Бруз отправлены в Могилев», – сообщалось в письме, полученном подпольщиками по почте