Его прощальный подарок до сих пор отмеряет пульс времени, и мне так и не выдалось возможности заменить стекло, так что и по сей день там красуется трещина в виде раздвоенного языка змеи.

* * *

Настал роковой день, 31 мая 1764 года. Карета отца скрылась в тенистой рощице. Святой Стефан еще не проснулся. Живописная заря отыграла воинственную увертюру, но никто тогда не внял этому знамению. Не внял и я, быстро скрывшись в подвале.

На моем плече поблескивал металлический ствол карабина. Молодняк приветствовал звонким лаем, хвостики поднялись вверх и игриво виляли. Даже если бы у меня было желание сейчас резвиться со щенками, резкий запах ударивший мне в нос, вмиг отбил ту охоту. Трупная вонь и тишина, воцарившаяся в клетке долговязого ублюдка, того самого, с остервенелым характером, заставили меня встать как вкопанного. Сведя брови, я вглядывался в пустоту. Зверь не шевелился, распластавшись в неестественной позе. Его здоровенная голова почти полностью сводила на нет даже подобие шеи, оттого и удивительна та гибкость, с которой она была сейчас повернута вбок. Чем больше я вглядывался, тем больше становилось не по себе.

На морде запеклась кровь, по кривым желтоватым губам ползали здоровенные черные мухи, ехидно потирая своими лапками. Хмуро сведя брови, я смотрел на его тело, безжизненно валяющееся на земле. Клочья шерсти, испачканные черной кровью, уже успели прилипнуть к полу.

Не знаю, сколько времени я простоял вот так, с карабином наперевес. Точно знаю, зверь не дышал. Его тощие бока не шевелились, как и стеклянные глаза, на которые садились мухи.

– Вот так?.. – спросил я, не знаю у кого.

Ноги подкосились, спина больно ударилась о стену. Тщетная попытка опереться о карабин не увенчалась успехом. Я прислонился лбом к холодному стволу, раздираемый изнутри одновременно знакомой болью, но притом сила ее была доселе неведомая. Даже когда мрак окутывал мои глаза, даже когда я гнал от себя эту голову, неестественно и круто повернутую, слышалось жужжание мух, слетевшихся на падаль.

Некого было винить. В этот раз некого. Не было никакой жестокой воли, не было никакого злодеяния против меня. Я и был этим злом. Моя воля принесла смерть существу. Единственной виной зверя было рождение в стенах этого подземного зверинца. С того момента он и был обречен.

– Тебе-то повезло, – процедил я, скрипя зубами от злости.

Пришлось насилу подняться на ноги.

– Ты-то отмучился! – злобно бросил я, ударив кулаком о шершавую стену. – А вот, молодняк, только-только прозрел! И жить ему всю жизнь здесь, в этих сводах!

Гнев закипал во мне. Гнусная мысль скользнула в моей голове, и, ужаснувшись ей, я отбросил прочь карабин, боясь того губительного порыва, который вспыхнул в больном рассудке. Оружие с грохотом упало наземь, подле клетки с тремя молодыми особями.

Не знаю, что за сила вела мои ноги и заставила вновь предстать перед Зверем. Моей воли на то однозначно не было. Сняв перегородку рычагом, я уже хотел было отворить дверь, но в последнее мгновение рука одернулась прочь от замка. Шикнув, я повиновался чутью и обратил взор на отброшенное оружие.

Под жужжание мух я все же взял карабин, и уже с ним зашел в клетку к зверю. На его искривленной шее выступил заметный отек, и я в ужасе отвел взгляд. Лучшего момента было не подгадать. Лапы оглушительно ударили о камень, и зверь метнулся прочь, сшибая меня с ног. Раздался глухой удар и омерзительный хруст – чудовище ударилось головой с невероятной силой, вправляя скрученную голову. Мой выстрел пришелся мимо и ничуть не напугал зверя. С рыком он рванул к траншее и врезался в закрытую решетку со всей силой.

– Место, тварь! – приказал я, перезаряжая оружие.

Зверь украдкой оглянулся, не прекращая снова и снова таранить запертую решетку. Ствол уже был наставлен на гибрида, но оледеневшие и дрожащие руки не слушались. Гарь от предыдущего выстрела еще стояла в воздухе, и я терял рассудок. Очередной удар чудища о решетку – и петли с лязгом слетели. С оглушительным ударом дверь рухнула, и мой Зверь сбежал.

Часть 4. Rubedo[10]

Глава 4.1

«1 июня 1764 года.

Дорогой кузен!

Я безмерно был рад тебя видеть в стенах Святого Стефана. Это место для меня многое значит. То отшельничество, которому я придался, возводя госпиталь, мучило меня намного больше, чем я был готов признаться сам себе. Спасибо, что ты скрасил мое одиночество. К сожалению, ты разминулся с отцом – он приехал буквально спустя несколько минут после твоего отбытия. Думаю, вы даже пересеклись на дороге, но просто не придали тому значения. В любом случае я был счастлив видеть вас обоих.

Пишу эти строки после ужина с коллегами. Врачи удивляются твоему здоровью. У тебя славный ангел-хранитель, пусть он и впредь бережет твою душу, ибо тело у тебя прямо-таки в отменном порядке.

Буду рад видеть тебя гостем, но в другое время. Твой ангел тебя уберег, но прежде чем вернешься, проверься, у нас тут лихорадка, о которой я преступно умолчал. В следующий раз обязательно предупреждай, прежде чем приехать. Или даже я к тебе приеду.

Твой брат Этьен.

P.S. Ты как-то обмолвился, что видал волка поблизости. Я бы и не вспомнил о твоих словах, если бы охотники накануне не принесли бы тревожную весть. Если соберешься гостить у меня либо просто выберешься на охоту в этих лесах, прошу, держи оружие наготове и следи за своими людьми. Думаю, это просто толки суеверной черни, которой