этом он милый, хороший и забавный, и жить с ним в общем и целом не так уж плохо, особенно если время от времени позволять себе некие вольности, разумеется не особо зарываясь при этом? Ты это подразумеваешь под договором?

Никогда в жизни Ханне не доводилось слышать ничего более противоестественного, и она с трудом сдерживала себя, чтобы не пуститься в долгий монолог о том, что необходимо жить в гармонии со своей природой и как это Маргрет может довольствоваться таким существованием – жизнью наполовину?

Ханна посмотрела на нее.

– Но почему?.. Ведь ты бы могла переехать в Рейкьявик, быть с кем-то, кого бы тебе не пришлось таскать за плечами как ненужный груз. Ты могла бы иметь все то, что имеешь и здесь, не живя при этом во лжи.

Ханна понимала, что подобный приговор слегка отдает ханжеством. Саму же Маргрет подобные суждения о ее жизни, похоже, не слишком расстраивали. Возможно, она и сама уже сотни раз думала о том же. Маргрет взглянула на играющих детей.

– Да вот. Благополучная и хорошая жизнь, в которой у нас есть все, в чем мы нуждаемся. Материально и духовно. Природа, общество. Ты часть чего-то. Я часть чего-то. Я жена полицейского, домохозяйка и детская воспитательница, на которую многие люди рассчитывают. Мои дети живут на свежем воздухе и каждый вечер ложатся спать сытыми, спокойными и радостными. Когда я постарею, обо мне будут заботиться, когда умру – по мне будут скорбеть.

Ханна во все глаза смотрела на Маргрет. И это она серьезно?

– Когда ты умрешь? Так вот о чем ты думаешь – что у тебя будут прекрасные похороны и все в деревне придут оплакать тебя, потому что ты всегда была примерным и порядочным членом общества? Который всю жизнь стремился к тому, чтобы все было как заведено и у всех все было тихо, спокойно и ровно?

– Что-то в этом роде.

– Но ведь катастрофы все же происходят. Взять, к примеру, Тора.

– Ты не поняла. Меня страшит не катастрофа, а длинное и трудное существование, которое может привести к невыносимому одиночеству, если слишком бороться с такой жизнью.

– Но ведь сейчас ты ничем не рискуешь.

– А чем рискуешь ты?

Маргрет бросила на Ханну взгляд, заставивший ту почувствовать себя дурой.

– Между прочим, если бы я ничем не рисковала, тогда что я здесь с тобой делаю?

Против этого аргумента Ханне трудно было что-либо возразить, однако также сложно было принять и тот факт, что Маргрет, очевидно, была вполне довольна своей жизнью. А с другой стороны, возможно, именно потому, что сама Ханна никогда и ни с чем не шла на компромисс, основным чувством, которое она постоянно испытывала, было чувство одиночества. Она попыталась избавиться от этой мысли. Лучше уж одиночество, чем несвобода. Ханне хотелось задать еще множество вопросов, попытаться оспорить взгляды Маргрет на мир, выспросить о деталях их с Виктором совместного существования, узнать, о чем Маргрет мечтала в молодости. Вместо этого она поинтересовалась именами детей, тем, насколько часто они поднимаются к глетчеру, а также, каково это – проводить целый день с существами, которые еще толком не умеют говорить и самостоятельно ходить в туалет. К важной информации можно было отнести, что Маргрет всю свою жизнь прожила в Хусафьордуре, равно как и то, что все ее друзья и родственники находились здесь же. Это тоже представлялось достаточно важным.

Внезапно Ханна почувствовала нечто холодное на шее. Какой-то ледяной предмет быстро двигался вниз вдоль позвоночника. От неожиданности она не сразу сообразила, что виной всему дети: кто-то из них подкрался к ней сзади и засунул ей за шиворот кусочек снега с ледника. Ханна вскочила и, подпрыгивая и пританцовывая, начала трясти на себе одежду, стараясь вытряхнуть снежный комочек из-под кофточки.

– Брр, как же холодно! Я сейчас умру!

Ребятишки корчились от смеха, чуть не выпрыгивая из своих комбинезонов. Наконец Ханне удалось извлечь снежок из-под многочисленных свитеров и кофт, но мокрый след от стекавшей по спине ледяной струйки все еще чувствовался. Ей хотелось расшвырять хохочущие комбинезоны в разные стороны, однако тут она заметила, что Маргрет тоже смеялась. Ханна постаралась взглянуть на себя со стороны и поняла, что на самом деле выглядит предельно банально и комично. Первая ее реакция была настолько же предсказуема, как поливший из черной тучи дождь. Решив поразить Маргрет, мелких змеенышей и прежде всего себя, она кинулась к глетчеру, зачерпнула горсть снега и стала гоняться за детьми.

– Ага! Ну, сейчас вы у меня дождетесь!

Хоть ребятишки и не понимали ее, но они с восторженным визгом бросились врассыпную, так что Ханне даже не надо было особо притворяться, что она не может их поймать. В конце концов она прекратила свои тщетные попытки поймать малышей и стала кидаться в них снегом, они же с радостью уворачивались от этой заранее обреченной на неудачу попытки мести. Ханна остановилась перевести дух, и в этот момент большой снежок попал прямо ей в лоб. В нескольких метрах от себя она увидела Маргрет, которая с шаловливым видом махала ей рукой, детишки же в этот момент чуть не лопались от хохота. Ханна почувствовала, что и сама смеется, пульс у нее бешено бился, щеки пылали. Ей пришло в голову, что она уже и не помнит, когда последний раз по-настоящему смеялась. Они так и не успели сказать друг другу, что же будет дальше, но по пути обратно Маргрет внезапно взяла руку Ханны и слегка сжала ее. Казалось бы, пустяк, но Ханна поняла, что на этом все не закончилось.

39

Преодолевая с Маргрет и детьми последние сотни метров до полицейского участка, Ханна ощущала некоторое беспокойство. Прогулка их подходила к концу. Она не знала, когда ей удастся снова увидеться с Маргрет. С детьми или без них. Ханна наблюдала за тем, как маленькие комбинезончики заканчивают трудное путешествие и, собрав последние силы, бегом несутся к дому. Сама она шла в нескольких шагах позади Маргрет и старалась выдумать предлог для того, чтобы подольше оставаться с ней. Но когда они приблизились к дому, у Ханны возникло тревожное чувство, что, что-то не так. Машина Виктора была припаркована как-то странно – далековато от дома, как будто он решил затормозить слишком рано. Подойдя к машине еще на пару шагов, они заметили, что обе передние дверцы распахнуты.

– В чем дело?

Видя ту же картину, что и Ханна, Маргрет остановилась. Дети уже были в нескольких шагах от входной двери, которая тоже оказалась открытой настежь. Обе