что, проверка? Снежинки, эти клочки ваты, заполняли собой весь мир, делая ситуацию еще более нереальной. Ханне пришло в голову, что, если снегопад продолжится с прежней силой, добраться до дома будет непросто. От этой мысли она плавно перешла к следующей: Гисли вонзает в нее нож, и заснеженный пейзаж оказывается окрашенным кровью на манер некой мрачной версии Даннеброга[41]. Сквозь плотную пелену снега она больше не различала лица Гисли. Ей необходимо было заручиться гарантиями, что в его намерения не входит зарезать их с Эллой. В то же время она прекрасно понимала, что, на какую бы причину он ни сослался, чтобы пойти сейчас с ней, ей ни в коем случае не удастся избавиться от подозрений на его счет. Поэтому она и решилась на единственный в данной ситуации окончательно и бесповоротно неразумный шаг – пригласила его к себе домой.

– Идем, действительно пора уже поскорее укрыться от этого зверского холода.

Шли они в полном молчании. Мысли Ханны всю дорогу кружились вокруг того, какую смерть изберет для нее идущий в двух шагах позади палач, а также каким образом она сможет позвать на помощь, когда доберется до дома. Достать телефон и позвонить кому-нибудь прямо сейчас она не решалась, справедливо боясь Гисли, который не сводил глаз с ее спины. Другой, более повседневной, мыслью Ханны было: а что скажет Элла? И что сказать Элле ей самой? За время их пути она так ничего и не придумала. Ханна с облегчением отметила, что машина Эллы стоит перед домом, а в окнах горит свет. Как бы там ни было, а убивать двоих все же сложнее, чем одного.

– Ну, вот мы и пришли.

Натянуто улыбаясь, Ханна попросила Гисли оставить свои сапоги снаружи под навесом. Внезапно ей в голову пришла абсолютно посторонняя идея – новое название ее книги: «Босоногий убийца». Правда, совсем босым Гисли не был: Ханна с трудом заставила себя не смотреть на его грязные дырявые носки. Когда они переступили порог дома, их встретили жар камина и встревоженный материнский взгляд стоящей в прихожей Эллы.

– Ничего, что я привела с собой гостя? Не знаю, знакома ли ты с Гисли?

Ханна изо всех сил старалась выглядеть спокойной и сдержанной. Интересно, заметно ли, что голос ее слегка дрожит? Элла кивнула, как будто для нее вовсе не стало неожиданностью, что Ханна привела с собой к ней в дом бездомного мужчину в дырявых носках, и сказала что-то по-исландски, вроде бы что-то о внезапном снегопаде и кофе. Во всяком случае, Гисли последовал за ней на кухню, где Элла начала возиться с кофеваркой. Ханна, держась на некотором расстоянии от них, нащупала в кармане телефон и стала дожидаться удобного случая, чтобы выйти и позвонить Виктору. Но можно ли оставлять Эллу наедине с Гисли? Что, если он нападет на нее или возьмет в заложники? С другой стороны, если что-то не предпринять, он вполне может вытащить свой кухонный нож и зарезать их обеих. Вполне возможно, это лишь вопрос времени, пока он догадается, что Ханне известно больше, чем она показывает. Ханна поняла, что обязательно должна позвонить и попросить о помощи. Ради Гисли она перешла на английский:

– Извините, мне нужно в туалет.

Гисли посмотрел на нее – как-то странно, или это ей только показалось? Ханна призвала на помощь всю свою рассудительность и направилась в туалет, стараясь успокоить участившийся пульс и замедлить неуклонно ускоряющиеся шаги. Вот, блин, дерьмо! Закрывая за собой дверь, она вдруг вспомнила, что замка на ней нет, и охватившая ее паника усилилась. Ханна инстинктивно включила кран, как будто это могло хоть что-то заглушить, и, набрав номер на телефоне, стала напряженно вслушиваться в медленный рингтон. Ну же, давай! Ханна нервно поглядывала на дверь. Секунды шли. И вот наконец!

– Это Виктор, полиция Хусафьордура.

– Это я, Ханна! Он здесь. У Эллы.

– Кто?

Ханна пришла в отчаяние. Казалось, что на другом конце линии самый что ни на есть твердолобый из всех полицейских инспекторов, а не Виктор. Да он уже должен был мчаться сюда во весь опор в своем автомобиле! Она почти что крикнула:

– Здесь Гисли!

Взглянув в окно, она увидела в темном стекле свое отражение. Однако кроме нее там был и еще кое-кто. За спиной Ханны у распахнутой двери стоял Гисли и смотрел на нее.

Не смея поднять глаза, Ханна потихоньку опустилась на диван. Сердце было готово выскочить у нее из груди. Она чувствовала на себе взгляд Гисли, знала, что ее телефон лежит у него в кармане. Пытаясь неуклюже оправдаться, она сказала, что звонила Виктору шутки ради. Стоило лишь Гисли протянуть руку, как она безропотно отдала ему свой телефон, повинуясь кивку головы, тихо и спокойно прошла в комнату. На столе появились кофе и торт. Элла устроилась напротив Ханны, утонув в объятиях кресла. Она пребывала в блаженном неведении относительно того, что, быть может, пьет сейчас последнюю чашку кофе и ест последний кусок песочного торта в своей жизни. Когда Гисли сел рядом с Ханной, диван опустился на два градуса. Она тут же почувствовала запах – исходящую от бродяги жуткую вонь. Даже не глядя на него, она физически остро ощущала его присутствие и даже, казалось, слышала его пульс, будто он был частью ее самой. Или она – частью его. Теперь она поняла, что это значит – чувствовать настоящий страх перед другим человеком. С трудом сглотнув скопившуюся во рту слюну, Ханна, не отрываясь, смотрела на огромный нож, который Элла прихватила, чтобы разрезать им покупной сухой торт. Когда Гисли взял его в руки, у нее перехватило дыхание. Гисли чуть помедлил и начал резать торт. Что это, неужели он посмотрел ей в глаза? Когда он заговорил на своем стэнфордском английском, голос его звучал вполне дружелюбно:

– Ты будешь?

Не смея поднять глаза, Ханна кивнула. Элла пролепетала что-то по-исландски, Гисли ей ответил. Похоже, они уже давно знали друг друга и даже испытывали что-то вроде взаимной симпатии. У Ханны мелькнула мысль: а может, все дело в этом? Может, в эту снежную бурю ему просто нужны были знакомое лицо, задушевная беседа, дружеское лицо? Может, ему абсолютно безразлично, что она позвонила Виктору? Вот сейчас он допьет кофе, съест свой кусок торта и спокойно уйдет? Может, он вовсе не опасен?..

– Скажешь что-нибудь Элле, и я зарежу тебя вот этим ножом для торта.

Сказав это, Гисли улыбнулся, и тут до Ханны дошло: он знает, что Элла не понимает по-английски, а следовательно, может говорить все,