– Я не помню.

– А что вы помните?

– Красные розы, которые я купил у флориста.

– Что было в этом ящике, мистер Брэнниган?

– Протестую, ваша честь!

– Протест отклонен. Ответьте на вопрос, мистер Брэнниган.

– Одежда Кристы, моей дочери, полагаю.

– Вы помогали жене по дому?

– Я много работаю, господин адвокат.

– Суд это понял, мистер Брэнниган. Кстати, раз уж вы сами заговорили об этом, я хотел бы узнать, почему в этот раз вы вернулись в разгар рабочего дня.

– Я не помню.

– Но вы только что сказали нам, что помните, как купили розы для вашей жены.

– Я помню, что на улице было холодно и что у меня болела голова.

Пронзительный звонок бесцеремонно прервал заседание. Было семнадцать часов. Корин повернулась к Джейн, чтобы не смотреть на Джека. Но она отлично знала, что присяжные смотрят на сильного мужчину, безумно влюбленного в молодую белокурую жену, которой все же удалось ударить его по голове. Корин догадывалась, что некоторые из них считают виноватой и ее. Возможно, она сама напросилась… Ей бы очень хотелось, чтобы финальный вопрос адвоката Сескина прозвучал так:

– Почему в тот день вы попытались задушить вашу жену и к тому же изнасиловать ее?

Даже если адвокату Корин в следующие дни удалось выиграть в каких-то вопросах, ему пришлось противостоять Джеку, который изо всех сил старался заронить сомнения в головы присяжных. Он постоянно говорил о том, что долгие месяцы ничего подобного не происходило. Ему удавалось себя контролировать. Да, он был на это способен. Его глаза говорили «я вам клянусь», и он ни в чем не обвинял свою жену.

Джек сообразил, что Джейн Мак-Логан приходится сестрой Мерзавцу, еще до того, как его адвокат сообщил ему об этом. Хотя музыкант подписал полицейский протокол своим настоящим именем – Кайл Дженкинс. «Ты не говоришь, кто ты такой. Ты хитер, но и мне в хитрости не откажешь, Мерзавец». Когда адвокат Беллафонт проинформировал его об этом, Джек посмотрел ему прямо в глаза и спросил, нашел ли он что-то компрометирующее.

– Нет. Ничего. Только то, что на Рождество он приезжал на пару дней в «Дом», которым управляет его сестра, он делает это каждый год. Он по-прежнему с Пэтси Грегор, и ваша жена заявила, что нашла адрес приюта в справочнике.

Джек сделал вид, что размышляет, потом сказал:

– Тогда я предпочел бы не видеть этого типа на процессе. Потому что я не забыл о том, что он отправил моего сына на операционный стол. И я боюсь, что присяжные увидят… мою слабость.

Адвокат такую позицию одобрил. То, что клиент ни в чем не обвинял свою жену – ни в измене, ни в чем-то еще, – существенно облегчало его задачу. Когда Корин упомянула про книгу, Джек сказал, что увидел только «М. Твинстон». Понизив голос, он признался в ревности, в том, что всегда был ревнивым, даже в детстве. Он утверждал, что хотел только защитить Корин и вытащить ее из бедности. Он хотел лучшего для нее и их детей. Он устал. О да, он так устал, что ему случалось терять голову до такой степени, что он переставал себя контролировать.

Когда адвокат Сескин заговорил об ударах кулаком в живот, об ударах ногами, Джек попросил прощения. Но так и не смог объяснить, почему перешел от пощечины к «таким действиям».

– Но почему? – повторил адвокат.

– Я не знаю. Я понял, что болен и нуждаюсь в помощи.

«Браво! – оценила про себя Корин. – Теперь можно добавить: это больше не повторится». Что Джек и сделал, прежде чем взмолиться голосом, полным притворных слез, чтобы его отправили на лечение, чтобы его вылечили от болезни, которая грызла его, словно зверь…

Брэнниган с умом выбирал слова. Он сумел упомянуть, что его жена ни разу не сказала «нет». И это открыло огромные возможности для его адвоката, который принялся выяснять не почему она не говорила «нет», а о скольких изнасилованиях она может заявить. Корин ответила, что не считала.

– То есть это не всегда было… изнасилование? – настаивал Беллафонт.

Корин молчала. Он подошел совсем близко к ней и посмотрел прямо в глаза.

– Это всегда было изнасилование?

– Нет.

– Как ваш муж мог понять разницу, если вы не говорили «нет»?

– В тот день я знала, что он хотел меня убить, – ответила Корин, дрожа всем телом.

Беллафонт посмотрел на документы, которые держал в руке. Адвокат Корин заявил протест, но судья его отклонил.

– Согласно полицейскому протоколу, вы заявили, что мистер Брэнниган сказал: «На этот раз все кончено». Он не сказал: «Я тебя убью». Верно?

– Да.

– Где были руки вашего мужа, когда вы его ударили?

– Я не знаю.

Тишина в зале. Взгляды остановились на одной стороне процесса, потом на другой. Джек еще раз повторил, что ни в чем не обвиняет Корин. Потому что его целью было заполучить ее обратно. Только так. И все начать сначала. Но это, разумеется, было его маленьким секретом. Его личным десертом в каком-то смысле…

Корин поняла, что снова становится прозрачной, и спросила себя, изменила бы этот расклад ее смерть? Она была убеждена, что нет. Все равно нашелся бы тот, кто стал бы утверждать, что Джек имеет право на прощение. Он ударил однажды. И это стало его правом, привычкой и удовольствием.

Разумеется, были свидетельства директрисы школы и персонала яслей. На стороне Джека выступили его подчиненные, для которых он был требовательным, но справедливым и щедрым начальником. Соседка Кэти сказала правду. Она ничего не видела. Оставалось еще кровотечение, точная причина которого так и не была названа. Но все видели внушительных размеров шрам на черепе Джека.

А потом в зале прослушали запись того, что сказал Малколм. Мальчик говорил, что ничего не знал и никогда не видел, чтобы папочка бил мамочку… Корин поняла, что игра проиграна. Адвокат Джека смог сказать, едва не захлебываясь от удовольствия:

– У меня больше нет вопросов, ваша честь.

Честно говоря, Корин испытывала не грусть, а разочарование. Она знала, что ею манипулировали во время этого процесса, и не могла рассказать, как все было на самом деле. Она провела немало ночей в «Доме», анализируя свое существование. От короткого детства до выхода во взрослую жизнь. Вывод оказался простым: она потеряла много времени, потому что не существовала. Пока Кайл не научил ее жить.

Никогда она не отказалась бы от этого подарка. Корин отодвинула в сторону ненависть и гнев, чтобы жить. Она поставила на первое место свою решимость и была взволнована той силой, которая снова жила в ней. Каждый день она думала о том, что сказал и написал Кайл. «Я люблю тебя».