не пришли боги к детям любимым на выручку, то над тварью темной, поди, и вовсе только посмеивались.

Руслан и отдышаться не успел, а гниль уже обтекла истерзанную ведьму блестящей жижей, свернулась жгутом, что простыня в руках прачки, и прыснула во все стороны, словно напруги не выдержав.

Не каплями теперь – хлопьями.

Пеплом серым, что таял, едва касаясь земли.

Глава V

Ворона неволить – завсегда дурная затея, и, похоже, один любопытный ворон прекрасно о том знал, потому по сеновалу над птичником расхаживал не таясь, еще и с гордостью, а на девиц громких и суетных поглядывал с недовольством.

Ворон не вещий был, самый обыкновенный, и бесед их надрывных, сокровенных не то что не принимал, не понимал даже. А вот трели птичьи под полом – вполне, вот и норовил раскидать солому и клюв в щель меж досок просунуть.

– Кыш, дурень пернатый! – Людмила платком на него махнула, ворон отскочил, и она вновь на спину откинулась, руки за голову завела да потянулась сладко. – Эх, век бы так пролежала.

– Угу. – Фира покосилась на нее и хмыкнула. – Ты хоть полчасика продержись.

Самой ей так точно хотелось только лежать и только здесь. Подальше от глаз людских, от голосов, от прикосновений. Не видеть, не слышать, не чувствовать и, желательно, не думать, но последнее совсем не давалось, потому лучше уж мысли эти не в пустоту излить и не кому попало, а подруге верной.

Ну то есть… так Людмила сказала. И на сеновал ее затащила да такой горой вопросов засыпала, что как бы хоть на треть до вечера ответить. И ей, и себе тоже.

Фира поерзала, руки на животе скрестила и, так и не найдя слов, о другом заговорила:

– Борьку-то на гульбу отпустят?

– Вряд ли. Ох как они орали! – Людмила на локте приподнялась, глаза выпучила и надула щеки, видимо, Стоума изображая, отца Борькиного. – Будешь знать, как с ведьмами якшаться! Так зад надеру, до седых волос бабу оседлать не сможешь!

И с хохотом обратно в солому завалилась.

Фира же только улыбнулась криво и вздохнула:

– Верно, и со мной якшаться теперь нельзя.

– Ты что! – Людмила под бок ей подкатилась, голову на плечо опустила, обняла крепко. – Стоум знаешь как тебя любит? Только о твоей доблести и талдычит, Томица того и гляди заревнует.

– Еще слаще…

– Ой, да она скорее его пристукнет, чем к тебе сунется. Но ты не балуй и отвлечь меня не пытайся. – Хватка ее усилилась, пальцы Фире в бок впились. – Говори прямо, пойдешь за Руслана?

– Да что ж ты мучаешь меня?! – Она отстранилась, села, на балку спиной опершись, и на Людмилу воззрилась исподлобья. – Не звал никто, чтоб идти куда-то.

Та фыркнула, отмахнулась:

– Позовет.

– Угу.

– Увидишь!

– Угу.

– Я вот видела.

– Угу… – Фира вскинулась. – Что?

Людмила тоже села, ноги под юбкой скрестила и улыбнулась хитро:

– Ага! Интересно стало?

– Выдумываешь всякое…

– А вот и нет. Своими глазами видела, какими вы счастливыми будете. – Она мечтательно прикрыла глаза. – Волосы у тебя длиннее, чем теперь, а у него шрам на брови откуда-то – видать, не усидит, снова в битву сунется. У моря вы, синего-синего, и волны на песок набегают, на стопы ваши босые. Стоите рука в руке, сначала вдаль смотрите, а потом как давай лобызаться…

– Эй! – Фира ладони к щекам горячим прижала, потупилась. – Хватит. Не надо так…

– Думаешь, вру? Кто из нас перо вещее жег, ты или я?

– Ты…

Вообще-то, Фира тоже жгла, но не как Людмила, огнем обычным, лишь края опалив, а чарами, до пепла, ибо не в грядущее заглянуть силилась, а ворона призывала. Вот только никому-никому не желала о том рассказывать. О смерти Руслана, которая до сих пор ей во снах являлась. О братоубийстве, что грубым шрамом на сердце застыло. Об одинокой ночи в лесу…

Руслан многое понял, но ни о чем не спрашивал, и за молчание это Фира любила его еще сильнее. Даже слов покаянных от него не ждала, но Руслан всё ж шепнул их, когда мгновение выдалось.

Только одно за минувшую седмицу и слишком короткое, чтобы понять и поверить.

– Вот и не спорь тогда! – Людмила вскинула подбородок, но тут же слегка поникла. – Увидела я вас и разозлилась, признаю. Аж в глазах потемнело. Вот и не погасила перо вовремя, вот и попалась как дурочка, еще и на тебя поутру вызверилась, но…

– Все хорошо.

– Погоди. Сама отвечать не хочешь, дай хоть мне излить душу. – Она потерла лоб, выдохнула. – Так вот… коли б случилось все заново повторить, зная, как ты счастье свое обретешь, я б ничего не поменяла. Сама бы в Навь бросилась!

– Ради меня? – Фира голову склонила и прищурилась. – Или за Черномором?

– Вот еще! Мне нынче не за ним, а от него деру давать надобно.

– Думаешь, явится?

Людмила самодовольно улыбнулась.

– Только меня уже тут не будет.

– Дурная ты. А еще на птичку ругаешься… – Фира протянула руку к вышагивавшему рядом ворону, тот каркнул и выпорхнул в открытые воротца. – Можем вместе сбежать. Куда угодно…

– Опять ты за свое! Руслан…

– Да не в нем дело. Во мне. Я пустая какая-то. Будто… – имя далось с трудом, но Фира все же выдавила, – Наина не только силу из меня вытянула, но и часть души. И если чары вернулись, то остальное вместе с ней и сгинуло. Кому я нужна такая?

– Всем? – Людмила вперед подалась и ладони ее своими накрыла. – Ничего не сгинуло, это просто вина. Надуманная, между прочим. Ничего дурного ты этой ведьме не сделала.

– Я через день к ним в дом хаживала…

– И что? Руслан такой нерасторопный, что ты, поди, и не целованная до сих пор, так разве ж могла что разобрать в чужих чувствах? Или увидеть колдовство наставника, древнего и могучего?

– Я разбила алтарь, и ее…

– …Сожрала собственная злоба, – закончила Людмила. – Не ты и не твои чары.

– Злобу ту мы все и вырастили.

– Ну давай еще поплачем о ней! А не о тех несчастных, которых даже жечь не пришлось – сами в прах обратились. Не о семьях их, что лишились любимых. Не о…

– Я поняла. – Фира склонилась к княжне и лбом ко лбу прижалась. – Поняла. Просто… нужно время.

– Дельфира! – донеслось с улицы, и Людмила прыснула:

– Кажется, его-то у тебя и нет.

– Фира? – снова позвал Руслан.

– Давай спускайся, он не уйдет, так и будет орать.

– Тш-ш, он же не знает, что я точно здесь.

– Я знаю, что ты там. – Руслан заговорил чуть тише, но все еще слишком громко для ясного людного дня. – Тебя видели.

– Нигде от чужих глаз не скрыться, – покачала головой Людмила и, отстранившись, подтолкнула Фиру к воротцам. – Скорее, пока толпа не собралась.

Она застонала, но поползла к торчащей в проеме лестнице. За тетивы ухватилась, вниз глянула и замешкалась.

Руслан… просто стоял. Вверх не смотрел, под ноги себе пялился, руки за спиной сложив и чуть покачиваясь с носка на пятку. Прям как мальчишка…

– Спускайся, – промолвил совсем чуть слышно. – Я подожду.

И Фира решилась. Перебросила одну ногу, вторую, да так резво по тетивам скатилась, что рухнула бы, если б не подоспевшие вовремя крепкие руки.

– Поймал, – пробормотал Руслан, развернув ее к себе да так и замерев.

Слишком близко.

– Спасибо.

Он помолчал.

– Прячешься от меня?

– Ото всех, если честно.

– Мучают?

– Говорят слишком много.

– Я тоже поговорю. Можно?

Фира поджала губы, чтобы не улыбнуться, и кивнула, не забыв в просвет покоситься.

Зря тревожилась Людмила о толпе – никому не было дела до тихого закутка меж сараем и птичником. Если кто и проходил мимо, то даже головы не поворачивал, да и забот у днешних сегодня выдалось так много, что не продохнуть.

Главное – не шуметь и не высовываться, и, может, про них и вовсе позабудут.

На веки вечные…

– Я дал тебе много времени, чтобы остыть и простить меня за… опушку, – начал Руслан. Фира дернулась, но он палец к губам ее прижал и продолжил: – Дурные слова, поганые мысли. Я о приворотах и не знал ничего толком, пока воочию не увидел, и никогда боле не подумаю, что ты на такое способна.

Она замерла, не дыша почти, и Руслан опустил руку.

– Я не спрошу, как ты спасла меня, если сама не захочешь. Не напомню про брата, коли сама не заговоришь. Я никогда тебя ни словом, ни делом не обижу, только… кивни вечером на пиру.

– К-кивнуть?

– Да. Когда