«Невесте»? Я вопросительно смотрю на Петра. Но он непоколебим и полон решимости. Он собирается жениться на мне здесь, перед всем цирком. Свадьба. Земля начинает уходить у меня из-под ног. Конечно же, этого не может быть: наш союз противоречит законам Франции, точно так же, как мой брак с Эрихом нелегален в Германии. Его не признает ни одно государство. Но все-таки… Обменяться с Петром обетами и родить ребенка в браке, как настоящая семья. Я не мечтала об этом даже в самых смелых мечтах.

Один из виолончелистов из оркестра начинает играть. Мелодия такая нежная и печальная, совсем не похожа на свадебный марш. Все работники цирка стоят полукругом, их лица взбудоражены, это маленькая ода жизни, в которой они так нуждаются. Я оглядываю улыбающиеся лица вокруг. Они догадались о моем ребенке? Нет, они просто рады этому мигу света в темноте и рады за нас. Впервые с тех пор, как я уехала от семьи в Дармштадте, я чувствую, будто наконец-то оказалась дома.

Ноа ведет меня к арке. Я тянусь к ней, хочу, чтобы она стояла рядом со мной, чтобы не оставляла меня одну. Но она передает мою ладонь Петру и делает шаг назад.

Я смотрю ему в глаза.

– Ты это спланировал?

Он улыбается.

– Думаю, я должен был спросить тебя, – говорит он, но затем опускается на одно колено. – Астрид, ты выйдешь за меня?

– А не поздновато ли уже для этого вопроса, – ворчу я. В толпе раздается тихий смех. У меня в голове кавардак: я не планировала снова выходить замуж, ни за Петра, ни за кого-либо еще. Брак – это то, что должно быть навсегда, а в наше время ни в чем нельзя быть уверенным. Петр стоит на коленях передо мной, в его глазах такая надежда. Он хочет, чтобы мы стали семьей.

Я вдруг понимаю, что тоже хочу этого. Теперь я, как в фильме, вижу свою жизнь с Петром с тех пор, как я пришла в цирк Нойхоффа: как он защищал меня, как мы становились ближе день ото дня. Ночи без него были пустыми, всегда чего-то не хватало, если его не было рядом. Ноа была права, дело не только в его чувствах, но и в моих. Он проник в мое сердце незаметно, когда я смотрела совсем в другую сторону. В глубине души я проклинаю себя за то, что позволила этому случиться. Но в то же время, если бы не это, я так никогда бы и не решилась.

Но это никак не меняет ситуацию: если он женится на мне, ему будет грозить опасность. Я наклоняю голову ближе к нему.

– Ты уверен? – тихо шепчу я, не желая, чтобы нас услышали остальные. Но он встает передо мной, готовый рискнуть всем, и в глубине души я до сих пор не могу поверить в это. Как он может хотеть этого после всего, что пережил?

Он кивает.

– Больше, чем когда-либо, – отвечает он, ясно и решительно.

– В таком случае да, я буду счастлива стать твоей женой, – говорю я громче. Я улыбаюсь, сдерживая слезы, от которых щиплет в глазах.

Герр Нойхофф покашливает, прочищая горло.

– Что ж, давайте начинать, – говорит он, когда Петр поднимается. – Мало есть слов, которыми описывают любовь в самых неподходящих для этого ситуациях, но именно эти слова являются и самыми прекрасными, – начинает он тихим баритоном, более мягким, чем тот, которым он говорит на арене.

Он открывает потрепанную Библию и читает:

– Но Руфь ответила: «Не уговаривай меня покинуть тебя или отвернуться от тебя. Куда пойдешь ты, туда и я, и где ты остановишься, там остановлюсь и я. Твой народ будет моим народом и твой Бог – моим Богом».

Когда он читает, мои глаза устремляются вверх, на арку. Для посторонних это просто ветки и листья. Но я знаю, что Петр, хоть сам он и не иудей, сделал ее похожей на хупу в знак уважения к моей семье. В мечтах я представляю, как отец выдавал бы меня замуж, братья поднимали бы нас высоко в воздух на стульях под звуки «Хава нагилы», точно как было, когда Матиас и Маркус женились на венгерских наездницах, сестрах-еврейках. Я выходила замуж без них, стояла перед мировым судьей вместе с Эрихом в Берлине. Тогда я притворялась, что меня это не заботит, думала, что моя семья всегда будет рядом. Теперь я чувствую тоску и горе. Касаюсь рукой живота, думая о ребенке, которого мои родители никогда не увидят.

Тоска по семье – это не единственное различие. Когда я приносила клятву Эриху, я была молода и ничего не боялась. Я думала, что нам ничего не грозит. Теперь я знаю, что брак не защитит нас ни от чего, что нас может ожидать впереди. Скорее можно сказать, что теперь у нас будут одни тяготы на двоих.

Впрочем, Петр тоже не так уж молод и наивен. Я думаю о жене и дочери, которых он потерял, которые наверняка вспоминаются ему в этот день. Однако ему хватает духу идти вперед, с поднятой головой и ясными глазами. За это я люблю его больше, чем когда-либо.

Герр Нойхофф заканчивает свою речь.

– Петр, хочешь ли ты сказать что-нибудь?

Петр достает из кармана кусочек бумаги и роняет его. Нагнувшись, чтобы поднять его, он спотыкается, и самообладание покидает его. У него трясутся руки, он нервничает, как молодой жених.

– Сейчас так мало того, в чем можно быть уверенным, – начинает он, его голос дрожит. – Но если найти руку, за которую можешь держаться, пока идешь по этому пути, даже самые тяжелые времена кажутся не такими страшными и самые странные места становятся для тебя домом. – Люди вокруг нас кивают головами. У каждого циркового артиста есть прошлое, воспоминания о доме. Затем он сминает бумагу и запихивает ее обратно в карман, так резко, что я задумываюсь, не передумал ли он. – Когда-то я думал, что моя жизнь кончена. Я приехал в Германию, присоединился к цирку, тогда я и не подозревал, что смогу снова быть счастливым. – Его голос становится чище и сильнее, когда он отставляет в сторону подготовленную речь и говорит от самого сердца. – Я встретил тебя, и все изменилось. Ты заставила меня поверить в то, что хорошее – возможно. Я люблю тебя. – Он устремляет взгляд вниз.

– Астрид, хочешь ли ты сказать что-нибудь? – спрашивает герр Нойхофф.

Все внимательно смотрят на меня. Я понятия не имела, что меня ждет, и никак не подготовилась.

– Трудно найти того, кому ты сможешь доверять, – удается сказать мне. – Мне так повезло… Благодаря тебе я чувствую себя сильнее каждый день. Я готова ко всему, пока я с тобой.

– Вам действительно очень повезло встретить друг друга, Астрид и Петр, – соглашается герр Нойхофф, спасая меня и избавляя от необходимости искать слова. Он поворачивается к Петру.

– Берешь ли ты эту женщину…

Тео на руках у Ноа агукает в знак одобрения, и все смеются.

Глаза Петра горят, когда он надевает на мой палец старинное металлическое кольцо. Это фамильная реликвия, или он купил его специально для сегодняшнего дня?

– Теперь я объявляю вас мужем и женой, – объявляет герр Нойхофф.

Когда Петр целует меня и музыканты начинают играть веселые мелодии, народ оживляется. Кто-то выносит стол и несколько бутылок шампанского. Глядя на все это, я тронута тем, как они все продумали, с какой заботой спланировали празднество. Маленькие подносы с закусками, простая еда, сделанная из продуктов по карточкам, но оформленная так, что выглядит роскошно.