– «Постмежпространственная мигрень», – растягивая по слогам, произнесла Кали. – Да от такого названия и без перехода из мира в мир голова разболится.

Градский оказался тем самым стариком-балагуром, к которому привык Пашка, радушно встретил оперативников и пригласил их в свой кабинет.

– Ну, как, обживаетесь? – Старик улыбнулся и, упав в кресло, щелкнул по кнопке интеркома, преподнеся Кочеткову первый сюрприз. – Лидочка, три кофе, пожалуйста. Мне как обычно, а для молодых людей постарайтесь, пожалуйста.

Появившаяся на пороге секретарша, длинноногая брюнетка неопределенного возраста, как будто только и ожидавшая команды шефа, пронесла мимо оторопевшего Кочеткова поднос, заставленный крохотными чашечками с кофе, сахарницей, вафлями и креманкой с шоколадными конфетами. Пристроив поднос на стол, она вопросительно взглянула на патрона, но тот, отмахнувшись, уже переключился на своих гостей.

– Обживаюсь, – улыбнулся Кочетков. – С вами вот совсем недавно разговаривал.

– Потрясающе! – Ученый с восхищением всплеснул руками. – Я – теоретик, никогда не знавший практики, которая выпала на вашу долю. Если не возражаете, расскажите мне, каким я вам вижусь в вашей реальности. Чисто энциклопедический интерес, но такой жгучий, что вы не имеете права отказать мне в этом крохотном капризе.

– Отчего нет, – Пашка развел руками и смущенно улыбнулся. – Секрета в этом не вижу. В моем мире вы естествоиспытатель, практик, большую часть своей деятельности посвятивший площадке переброса.

– А каков я на вид?

– Такой же, – вновь улыбнулся Кочетков.

На лице ученого отразилось легкое разочарование.

– Жаль, очень жаль, – печально улыбнулся старик. – Так иногда хочется выйти за рамки обыденного, представляя, что где-то в другом мире твоя жизнь сложилась совершенно по-иному.

– Вы не довольны своей жизнью, профессор? – удивленно воскликнул Кочетков.

– Ну, как вам сказать, молодой человек. – Градский на секунду замолчал. – Быть довольным чем-нибудь – это результат, законченное дело. Пока же твой жизненный путь не подошел к концу, ты не можешь подвести итоги, лишь промежуточные, да и то с натяжкой. Так что доволен ли, или наоборот, разочарован, однозначно сказать не могу. Время еще не настало.

– Профессор, – Кали закашлялась в кулак, стараясь привлечь внимание ученого. – Все это, конечно, хорошо, познавательно и тому подобное, но мы к вам по делу.

– Верно! – старик закивал и, встав, шагнул к двери. – Пройдемте на площадку. След вашего беглеца пока еще четкий, так что найти его вам не составит труда. Мы пока приостановили стандартные процедуры, так что сидит он там, тепленький, и ни о чем не подозревает.

Вопреки ожиданию Кочеткова, Градский на площадку не пошел, а, не доходя с десяток метров, толкнул неприметную дверь с табличкой «Машинный зал». Помещение за дверью оказалось маленькое, не больше десяти кубов, а из оборудования там располагались лишь аналоговая панель из ламп накаливания да пара самописцев. Людей в помещении не было.

– Вот он, – улыбнулся старик и довольно кивнул в сторону ископаемой техники. Первый и единственный универсальный отслеживать колебания волнового следа.

В воздухе повисло неловкое молчание. Кочетков внимательно всматривался в жужжащий анахронизм, решительно не понимая, как эта штука вообще может что-то выдавать. Оперативница была смущена меньше, так как, наверное, повидала на своем веку еще более странные устройства, но немой вопрос в ее глазах читался.

– Сейчас, сейчас. – Градский подбежал к неприметной тумбочке в углу, выдвинул ящик и начал копаться в плотной стопке перфокарт. Поиски продолжались минуты две, после чего старик с видом победителя выдернул из общей массы нужный кусок картона и, по-юношески бодро подскочив к электронному монстру, одним ловким движением вогнал перфокарту в щель приемника.

Что тут началось! Лампочки хаотично замигали, спрятанные в толще проводов генераторы взвыли, а самописцы, взбесившись, принялись чертить на бумаге замысловатые узоры.

– Еще секунду терпения! – ликовал ученый, с блаженной улыбкой наблюдая за ровным бегом черточек на рулоне. – Техника старая, но надежная. Ее никаким вирусом не собьешь, никаким пучком электронов не раскодируешь. Единственный вариант – вогнать в механизм топор, но где его найдешь, в нашем-то веке!

Буря постепенно стихала, успокаивая механизмы, и лампы накаливания отдавали все меньше и меньше энергии, пока, наконец, и вовсе не перестали светить. Бешеный ритм оттиска на ленте перешел в неспешное покачивание, и Градский, с треском вырвав кусок бумаги, устремился прочь из комнаты.

Второй кабинет с табличкой «Блок дешифрации» оказался более привычным, заставленным компьютерами, сканерами, копирами и прочей техникой, более или менее отвечающей представлениям Пашки о прогрессе. Персонал тут был, и поймав на ходу пробегавшего мимо оператора, старик всучил тому бумагу с пульсом.

– Координаты нужны сейчас, – важно заявил он, и парень, приняв документ, кивнул, а затем рухнул за компьютер. Несколько секунд у него ушло на сканирование клочка бумаги, пара минут на обработку информации, еще пять минут на поиск бумаги для принтера, но в итоге желаемое было достигнуто.

Еще теплый лист с распечаткой координат до секунды, лег перед оперативниками на письменный стол Градского, а тот снова потянулся к интеркому.

– Лидочка!

– Да, профессор? Вам снова кофе?

– На этот раз три по сто коньяка, дружочек. У нас есть что отметить.

Кочетков остановил автомобиль и с сомнением осмотрелся, а потом, уже в который раз за поездку, принялся изучать данные автомобильного навигатора.

– Слажала, похоже, машинка, – с искренней печалью произнес он.

– Проверить надо. – Кали отстегнула ремень безопасности и, выбравшись из машины, уверенно зашагала по грунтовке в сторону видневшейся неподалеку деревни.

Сомнения Драйвера были более чем оправданы. После двух часов блуждания по проселкам, умная коробка вывела к заданным координатам, указав в качестве пункта назначения деревеньку Заря Коммунизма, являвшуюся раньше сателлитом продовольственной базы и колхоза миллионера. Колхоз развалился, а остатки былой роскоши были либо распроданы, либо разворованы чиновниками и местными бандитами в далеких девяностых. Продовольственная база не надолго пережила собрата. По документам, в две тысячи третьем году склады сгорели по причине ветхости электрической проводки. Черные кирпичные остовы без крыш и стекол, уже поросшие густым кустарником, так и стояли в отдалении, будто кости исполина, рухнувшего на этом месте.

Населенный пункт Заря Коммунизма в былые годы был большим, почти районным центром, дворов на триста, но со временем и это было разрушено. Кто-то переехал, продав деревянный домишко, кто-то помер, а наследников не осталось. Часть бревенчатых строений пошла на снос, когда какой-то кооператор выкупил часть земли и собирался строить тут свой бизнес, однако дальше строительной площадки дело не зашло. Оставшиеся избушки влачили жалкое существование ровно так же, как и их престарелые жители. В Коммунизме остались на ПМЖ лишь те, кому либо податься было некуда, либо претил другой образ жизни, и деревенский стайл милее сердцу был, чем серые бетонные стены больших городов.