ещё был слаб телом, бодрости духа не утратил. Только немного усмирил…

– Мессир Дюнуа! Господин командующий, постойте!!!

Громкий крик с другой стороны двора заставил Бастарда и де Вийера оглянуться и остановиться. К ним – в раздувающейся сутане, сбившейся на бок меховой накидке и презрев степенность своего сана – торопливо шел Реймский архиепископ Рено де Шартр, сбежавший к дофину ещё в восемнадцатом году из захваченного бургиньонами Парижа и теперь служивший при его дворе канцлером. В руках у прелата, крепко сжатое посиневшими на холоде пальцами, было свернутое в трубочку послание, на шнуре которого вместо печати болталась стрела – верная примета только что доставленной почты.

– Письмо! Письмо от его светлости герцога де Клермона!

Шумно подбежав, архиепископ отдышался, обволакивая себя густым паром, и протянул послание.

– Герцог сообщает, что прибудет послезавтра утром, со стороны Руврэ. Просил быть готовыми и прикрыть их, если понадобится…

– Мы давно готовы, – пробормотал Бастард, еле скрывая радость.

Он схватил письмо, перечитал его и глубоко вдохнул морозный воздух.

Наконец-то! Наконец-то хоть какая-то встряска среди этого осадного уныния! Он уже так засиделся, что готов был горы свернуть!

– Ступай один к Командору. Порадуй его, – сказал, обращаясь к де Вийеру. – А я пойду к Ла Иру. Займусь, наконец, хоть чем-то полезным…

* * *

Ранним утром двенадцатого февраля по Жанвилльской дороге медленно ползли телеги продовольственного обоза, посланного из Парижа к осаждающим Орлеан английским войскам. Сэр Джон Фастолф – тучный мужчина средних лет – причмокивая, подремывал в седле и с явным неудовольствием досматривал сон, в котором тоже была дорога, лучники и монотонный скрип. Только скрипели там не телеги, а якобы сёдла огромного воинства – блистательного, мощного… Совсем не того, которое ползло сейчас по Жанвильской дороге гусеницей в пятьсот телег, разнося по морозным окрестностям запах копченой селедки. Даже во сне сэр Джон ощущал разницу. И самого себя он видел не сонным мешком, размякшим в седле, а гордо подбоченившимся полководцем, готовым скомандовать…

– Тревога!!!

Истошный крик откуда-то, от первых телег, встряхнул сэра Джона не хуже рук его оруженосца, обычно приводящего хозяина в чувство после хмельной ночи. Мгновенно подобравшись, он вытянулся на стременах и заорал в ответ:

– Что там такое?! Французы?

– Да-а-а!!!

Окончательно пробудившийся, Фальстоф проморгался и только теперь увидел, что не было никакой нужды ни в его вопросе, ни в паническом ответе. На самой границе белого ровного поля – там, где чернели шпили церковки Руврэ, матово поблескивало доспехами подошедшее наконец тяжеловооруженное французское подкрепление.

– Ах ты… чертовы бородавки мне на задницу…

Сэр Джон натянул поводья и заорал ещё громче:

– Ставь телеги в вагенбург!!! Всадникам и лучникам внутрь, в кольцо! Остальным прикрывать!

И понесся вдоль селедочного обоза-гусеницы, подгоняя, распоряжаясь и, выхваченным из ножен мечом потрясая над головами тех, кто метался суетливо и бесполезно.

– Толкайте, толкайте их, идиоты! В круг! И два прохода, чтобы не подавить друг друга в одном!.. Лучникам приготовиться на случай атаки! Всадникам не высовываться вообще!..

Положение – хуже не придумать! Из тех полутора тысяч, что были посланы сопровождать обоз, только шестьсот хорошо обученных воинов! Остальные – городское ополчение Парижа! И это всё – против армии французов и, судя по знаменам, которые хорошо видны на этом морозе, – против тысячного, не меньше, отряда шотландцев, которых ведет конечно же Стюарт, давно злой на всё, что имеет несчастье быть английским…

– Занять оборону! Больше нам все равно ничего не остается!!!

Внутрь вагенбурга сэр Джон въехал одним из последних. И как раз вовремя. Французы, не церемонясь и не выжидая, как обычно выдвинули вперед арбалетчиков и малокалиберные орудия, и начался обстрел, на который отряду, везущему селедку, ответить было нечем…

– Что ж, подождем, когда от них ничего не останется.

Герцог де Клермон поднял забрало и опустил поводья на седло.

– Надеюсь, господа, мы не успеем замерзнуть, пока наш авангард развлекается. Думаю, он справится самостоятельно. И мы с этаким-то уловом окажемся в Орлеане гостями вдвойне желанными.

В свите герцога тускло поулыбались. От побед такого рода много чести не прибудет. Но не связываться же в самом деле королевской армии с обозной охраной.

– Лишь бы бургундцы не проснулись в своих траншеях, – заметил кто-то.

– А хоть бы и проснулись, – тут же отозвался де Клермон. – Вчера я получил письмо от Дюнуа, в котором он заверяет, что Ла Ир со своим отрядом уже наготове и прикроет, если что…

Тут раздался новый залп, заставивший рыцарей замолчать. В воздух, смешанные с комками грязного снега, взлетели ошметки одной из телег.

– Вам не скучно, господа? – презрительно скривив губы спросил де Клермон.

Он был уверен в терпеливом спокойствии своих людей.

Но если французы готовы были подождать, считая для себя зазорным обнажать мечи против горожан, то шотландцы Стюарта горели негодованием. Тлевшая в их сердцах обида за Вернейль вдруг разгорелась с новой силой. Им совсем не казалось зазорным напасть на отряд, численностью вполне им равный, гораздо более стыдным выглядело ожидание того момента, когда артиллерия разнесет это обозное укрепление в щепки, и можно будет проследовать дальше, высокомерно плюнув на то, что останется.

– А ну-ка, мечи к бою! – скомандовал Стюарт. – Мы пришли сюда воевать и не должны пропустить ни единого англичанина!

– К бою! К бою! – понеслось по рядам шотландцев.

Лязгнули вынутые из ножен мечи, заполоскались на утреннем ветерке поднятые флажки, и шотландская кавалерия сначала на рысях, а затем все более убыстряющимся галопом понеслась на английский селедочный обоз.

– Это ещё что такое?! Зачем?!!! – не поверил своим глазам де Клермон.

– Кажется, шотландцы решили атаковать, ваша светлость!

– Я не отдавал приказа!.. Кто здесь командующий, в конце концов?!

– Ваша светлость, нужно прекратить обстрел, чтобы не досталось кавалерии!

– Ах, проклятье! Ну, разумеется… Черт бы побрал Стюарта!.. Прекратить обстрел!.. Идиоты шотландские!.. Готовьтесь, господа! Кажется, теперь нам боя не миновать!

Как только стихли последние залпы, сэр Джон Фалстоф, который только что крестился и шептал молитвы, готовясь предстать перед Всевышним, осторожно выглянул из-за утыканной арбалетными стрелами оглобли и тоже не поверил своим глазам.

– Ах вы… дорогие мои.., – прошептал он, поднимаясь.

И тут же закричал, поднимая остальных:

– Лучников – к бою, к бою!!! Уничтожить конницу!

Все, кто мог держать в руках лук и стрелы, мгновенно заняли оборону вдоль внешнего ряда телег. Поскальзываясь на разлетевшейся по снегу селёдке, лучники отдавали короткие приказы горожанам: тем, кто легко ранен – оставаться в укрытии и подносить стрелы, чтобы стрельба по противнику не прерывалась, а тем, кто разбирал пики и готовился встретить конницу