послышалось коварство. — Сыграю тебе одно продолжительное произведение, тоже из моих любимых, поэтому я прекрасно знаю его. Готовься: четырнадцать минут!

— Что⁈ — я даже не смог возразить.

— Четырнадцать минут ещё ничего! Есть композиции подлинней, а самая рекордная симфония длится около пятнадцати часов.

— Бесспорно, разница есть. Спасибо за утешение!

«Была у меня привычка иногда мучить плеер многократным проигрыванием плейлиста с самыми понравившимися треками, и бог знает, сколько часов жизни это заняло у меня, но сейчас призадумался: а смог бы я столько времени слушать только Мику?»

— Я сыграю то, что выучила несколько лет назад и исполняла на приёме в московской консерватории.

В голове родилась целая туча вопросов, но я задал самый глупый и очевидный, позабыв об остальных.

— Ты учишься у нас?

— Нет, но буду с сентября! Я здесь по обмену, а у отца как раз строительный проект, и поэтому мы с родителями переехали сюда только на один год… А чтобы не терять время и практиковаться дальше, я в июне ходила на подготовительные занятия. Между прочим, там преподаёт очень хороший папин знакомый.

Многословность Мику лишила меня необходимости расспрашивать о подробностях, так что я просто кивнул.

Она поправила хвосты, выпрямилась и простёрла руки над клавишами. Как объяснила Мику, она собиралась играть увертюру известного композитора, однако я о таком никогда не слышал: я и классическая музыка существовали в разных плоскостях.

Композиция началась осторожными прикосновениями и негромким перебором нот, пока не переросла в заливистую трель — пальцы Мику порхали до самой паузы, завершавшей первый этап, вновь сменившийся игривой и беглой трелью в безудержно скором темпе. Звонкая мелодия со временем угасла, а за ней полилась эпическая и берущая за душу, словно воспевалась чья-то борьба, а затем — триумф.

Мику была невероятно напряжена и даже ни разу не оглянулась в мою сторону, следя за своими руками, и то же волнение передалось мне, будто мы не в музыкальном кружке, а на важном концерте перед тысячами зрителей, и на ней лежит большая ответственность за выступление. И на мне, как её знакомом…

Последняя часть этой необычной композиции совместила в себе приподнятый лейтмотив первой и торжественность третьей. Чувствуя завершение, Мику постепенно расслаблялась, но не прерывала строя интенсивной музыки. И, наконец, трижды прозвучал возвышенный заключительный аккорд.

Я был уверен, что тут прогремели бы овации публики, не будь я единственным слушателем Мику. Хотелось похлопать, но я постеснялся, представив, как глупо это будет выглядеть со стороны. Оттого было неловко говорить «браво» в гордом одиночестве польщённой исполнительнице.

— Я вообще не поклонник классики… Всегда думал, что это для напыщенных зазнаек в пингвиньих костюмах, но… — мне пришлось прервать слова похвалы, потому что я насмешил Мику. Я, с трудом давя с чего-то вдруг возникшую улыбку и менторски покачивая пальцем, пытался снова обратить на себя внимание старосты. — Так вот, Мику, так вот… Ты смогла изменить моё мнение. Мне кажется, если в будущем найдётся с чем сравнить твою игру, то первое впечатление останется самым лучшим.

— Спасибо!

— Давай теперь ты. Мне интересно, что за песенку ты разучил.

— Э-э, я бы ещё потренировал аккорды и перебор в припеве.

В голове вертелась разухабистая песенка-перепевка про Элис, живущую по соседству. Ее я и отрабатывал далее.

Сигнал на обед прервал наши музыкальные посиделки. Я отложил гитару, Мику встала из-за рояля, и мы поспешили на выход.

— Ой, мамочки…

На лестнице у музыкального клуба Мику оступилась и со всего маху врезалась мне в спину.

«Да что ж такое? Это уже выходит за рамки теории вероятности!» — пронеслось у меня в голове. «Нет, я, конечно, виноват тоже — зная о рассеянности моей подруги, надо удвоить бдительность и внимательно следить за ней. Раз, несмотря на все эти неприятности, она не становится более осторожной и аккуратной, кто-то должен учиться этому вместо неё.»

— Прости, я не подстраховал тебя. Не сильно ушиблась? — спросил я, помогая Мику подняться.

— Ну вот опять… Ой-ой, кажется, я ножку повредила… И, кажется, на этот раз сильно… — Мику скривилась от боли. — Ну что за невезуха, а? Вот тут больно.

Мику показала на лодыжку и принялась осторожно потирать её. Я помог бедняжке подняться с земли, и мы присели на крыльцо.

— Ничего страшного, сейчас посидим немного, и всё пройдёт. И ты снова будешь прыгать и скакать, — я ободряюще улыбнулся.

Но при следующей попытке встать Мику только громко охнула от боли и опустилась на ступеньки вновь.

— Семён, иди, пожалуйста, без меня на обед, я ещё немного посижу, а потом потихоньку доберусь до столовой сама.

— Ещё скажи: «Брось меня здесь, вместе мы не выберемся. Спасай себя и дай мне умереть спокойно! » — я постарался придать голосу шутливый тон. — Я тебя не оставлю! И вообще, нечего сидеть — надо идти в медпункт. На этот раз, похоже, всё серьёзно.

Я обхватил Мику за талию, она закинула руку мне на плечи, и мы поковыляли. Однако, поняв, что дело это не быстрое и даже такой способ передвижения доставляет пострадавшей довольно неприятные ощущения, я остановился и предложил:

— Может, лучше я тебя понесу на руках? Так будет быстрее и тебе совсем не больно!

— Нет, ты что⁈ Я очень тяжёлая! Давай лучше не на руках. На спине! У нас на родине так принято переносить людей. Ты присядь, а я на тебя… напрыгну сзади, — Мику запнулась. — Ну то есть не напрыгну, конечно, а… в общем, я сзади тебя буду… обнимать, а ты меня держать вот тут, только выше не надо, а то я буду смущаться.

— Хорошо, я понял, — кивнул я, засмущавшись уже только от инструкций.

«Неужели мне наяву удастся поучаствовать в такой переноске? Надо же, столько раз видел этот способ в аниме-сериалах, а теперь и сам смогу попробовать… и всё прочувствовать.»

Я присел на корточки, стараясь не смотреть на Мику.

«Интересно, как это будет?»

Почувствовал, как она неуверенно обнимает меня за шею, словно боясь причинить неудобство. Затем она аккуратно прижалась ко мне телом, распределяя вес по спине, её