Шрифт:
Интервал:
Закладка:
– Говорят, пытался перейти китайско-русскую границу.
– Сам-то что же, ничего не помнишь?
– Я после этих процедур даже свою фамилию забыл, – признался Джексон, теребя и без того всклокоченную шевелюру.
– И давно из палаты общин вышибли?
– Да нет, меня иногда туда привозят. Сначала напичкают чем-то, а потом усадят с краю на скамью, чтобы в случае чего было сподручнее эвакуировать.
– Боятся, что скажешь что-то невпопад.
– Похоже, так. Но честно тебе скажу, выступать перед публикой больше нет ни малейшего желания.
– Оно и к лучшему. Зачем напрасно воздух сотрясать? Не люблю я эту говорильню. То ли дело Твиттер, там кратко излагаешь мысль, и никаких тебе критиков и оппонентов. Пиши, что хочешь!
– Да уж, – согласился Джексон. – А ты чего так похудел? Я сразу не признал…
– Оказался бы на моём месте… Ты понимаешь, готовят мне импичмент. А чтоб не рыпался, покуда упекли сюда… – Тренд немного помолчал. – Да, из Белого дома прямиком попасть в Бедлам, это, братец ты мой, не каждый выдержит. Но я не из тех, кто в таких ситуациях сдаётся. Объявил голодовку!
– И что?
– Разрешили писать в Твиттер, но проверяют, чтобы даже намёка не было на ту ситуацию, в которой оказался.
– И здесь цензура! Куда катится мир?!
– Да уж! Никогда бы не поверил, что так могут поступить с всенародно избранным президентом?
Помолчали, при этом каждый думал о своём. Борис вспоминал свою фамилию, поскольку как-то неудобно, когда даже не знаешь, как представиться ночному посетителю. А Тренд сочинял очередной текст для Твиттера. Первым прервал молчание Борис:
– И что теперь с нами будет? Неужели это навсегда?
– Думаю, до тех пор, пока всё не успокоится.
– Да, похоже, мы наворотили дел… Слушай! У меня тут возникла мысль. А что если попросить политического убежища в России?
– Ты и впрямь сдурел! – Тренд повертел пальцем у виска.
– Но почему?
Тренд только отмахнулся, как от назойливого насекомого, а потом спросил:
– Послушай, ты читал Булгакова?
– Нет, конечно! Говорят, он был антисемитом.
– Это вряд ли. Так вот, есть у него роман, называется «Мастер и Маргарита». И в нём описана та же ситуация, в которой оказались мы с тобой.
– Не может быть! – Джексон даже подпрыгнул на кровати.
– Всё именно так и было. Ночью к одному придурку приходит тот, кого назвали почему-то мастером…
– И что? Им удалось выбраться на волю?
– Я не о том, – снова отмахнулся Тренд. – Мастер рассказал о том, как Понтий Пилат попытался спасти Иисуса Христа.
– Но ведь его распяли!
– Не важно! Тут интересно другое. Этот Иисус утверждал, что только доброта может спасти мир. Как тебе такая мысль?
Борис напряг остатки мозговых извилин, подвергшихся медикаментозному насилию:
– А нужно ли его спасать, если он такой безумный?
Тренд задумался.
– Мысль интересная. Надо бы её обмозговать.
И ушёл.
Следующей ночью Джексон не спал – всё ждал, когда придёт Тренд, но так и не дождался. Как оказалось, Тренд не терял время зря. Через пару дней он, наконец, явился.
– Ты где так долго пропадал? – встретил его Борис.
– Послушай, я хоть и миллиардер, но не могу тратить по десять баксов за ночь только для того, чтобы поговорить с тобой. Вот был бы симпатичной девицей, я бы и сотню выложил.
– Тогда зачем припёрся? – обиделся Джексон.
– А вот зачем! – с загадочной улыбкой прошептал Тренд и, посмотрев, по сторонам, продолжил: – Без помощи извне нам с тобой не выбраться отсюда. Так?
– Так! – согласился Джексон.
– Ни мои, ни твои соотечественники нам не помогут, да и вообще на европейцев мы не можем положиться, потому что все они пляшут под дудку Вашингтона.
– Я понял! – воскликнул Джексон. – Надо послать SOS в Кремль!
Тренд грустно посмотрел на своего визави:
– Вижу, над твоими мозгами хорошенько поработали.
– Да я не отрицаю, – снова согласился Джексон.
– То-то и оно! Поэтому молчи и слушай! – Тренд наклонился к уху Джексона и зашептал: – Мои записи в Твиттере предварительно просматривает врач, а уж потом их отправляет в интернет. Понятно, что никакого SOS он не пропустит, ему за это деньги платят. Поэтому нам надо исхитриться!
– Но как?
– Надо написать рассказ… Хорошо бы роман, но на это уйдёт слишком много времени. В этом рассказе будет описана ситуация, схожая с той, в которой оказались мы с тобой. Теперь понял?
– А кто будет писать?
– Ну не ты же! Я как-никак восемь книг опубликовал, имею опыт в этом деле.
– И всё равно не понимаю. Каким образом читатели поймут, что речь идёт о нас, а не о каких-то придурках, которых вполне законно упекли в дурдом?
– Для этого надо выбрать подходящего издателя, который бы и в политике разбирался, и обладал приличным интеллектом, не то, что у тебя…
– Опять ты за своё, – обиделся Джексон.
– Ладно, слушай. Я покопался в интернете и кое-что нашёл. Не так давно у русского президента появился советник по литературе. Ему поручено найти среди тысяч бездарей таких писателей, которые подняли бы престиж русской литературы.
– С чего же ты решил, что он всё поймёт?
– Дело в том, что я ознакомился с аннотациями книг, которые он разместил на «Амазоне». Так вот, среди них есть несколько книг о политике и об истории Древней Руси. Причём он увлечён поиском таких проблем, решение которых не по силам никому. И самое удивительное: ему удалось разгадать многое из того, что казалось совершенно непонятным. Кстати, одну книгу он написал на английском языке и в ней рассказывает о том, как понял тайну загадочной записи в дневнике Булгакова, над которой литературоведы бились сорок лет!
– Это впечатляет! – воскликнул Джексон, всё более увлекаясь идеей спасения, которую излагал Тренд.
– Вот я и говорю, давай пошлём этот рассказ ему. Уверен, что он поймёт и нам поможет.
– Дон! Ты кладезь великих мыслей! Я по гроб жизни буду тебе благодарен, если всё у нас получится, – воскликнул Джексон, и от волнения даже прослезился.
– Не торопи события! Я тут за пару дней кое-что написал. – Тренд протянул несколько листов бумаги, напечатанных на принтере. – Ты почитай, может, что добавишь. Конечно, хорошо бы перевести на русский, но…
– Это не проблема!
– Так ты русский? – Тренд сжал кулаки. – И давно работаешь на Кремль?
– Я чистокровный еврей! – обиженно воскликнул Джексон. – И с Кремлём никак не связан. А вот ты меня удивляешь, Дон. То надеешься на помощь русского писателя, то подозреваешь русских во всех смертных грехах. Ну можно ли после этого с тобой работать?
– Ты прав. Пожалуй, я погорячился.
– А что касается знания русского языка, – уже более