А Роман меня оставляет, здороваясь с плотоядно смотрящими на него женщинами. И пусть он часто на меня поглядывает. Он меня бросил. Одну.

- Вам здесь нравится, Аня? - спрашивает Давид вкрадчиво и кивает Роме, что уже стоит рядом с блондинкой. А та водит по его руке пальцами.

Мне становится тошно. Противно, особенно, когда рука Давида касается моей талии. А некоторые мужчины толкают девушек на колени, стягивают штаны, и обвязывают их шеи ремнями. Боже...

Неужели Рома хочет, чтобы и я последовала этому примеру? Неужели хочет разбить то шаткое доверие, отдав меня другому на потеху?

Давит гладит мою шею. Перебрасывает конский хвост на плечи и начинает гладить бедро. А я смотрю через весь зал на Рому и слышу шепот Давида:

- Я бы мог помочь тебе стать популярной Балериной. У Ромы нет таких связей, а у меня есть...

- И для этого я должна позволить себе избить меня плеткой? - поворачиваю голову и смотрю в глаза миллионера.

- Рома говорил, что ради балета вы готовы на все.

- Ради балета я готова на все. Даже бросить Рому, раз он не понимает, что он значит для меня. Лучше я буду страдать от неудачного спектакля, чем от разорванного сердца. Извините. С новым годом.

Я бегу к выходу, нажимаю на кнопку выхода и выбегаю на лестницу.

Как же он мог. Так со мной поступить? Отдать другому! Заставить смотреть на эту грязь. Одно дело, когда наедине. Только он и я. А тут... Как съемки в порно!

- Аня! - слышу голос сверху, но теперь не реагирую. Доеду до отеля, а там что-нибудь решу. - Да, стой же!

Рома настигает меня на перекрестке, обнимается, но я не хочу этого. Он тоже молчит, просто набрасывает на меня пуховик и тащит куда-то. Садит в такси. И отпускает руку только в номере отеля.

- Я хочу уехать. Прямо сейчас. - вытягиваю я сумку из под кровати и начинаю кидать туда свои вещи. А Рома резко отбирает все из рук.

- Что ты устроила?

- Это я что устроила?! А не ты ли решил привлечь меня к миру БДСМ? Давно тебе стало это нужно? Я тебя не удовлетворяю?! Или это какая-то проверка?! Так вот, мне это не нужно! Меня не возбуждает насилие и подобные игры. А предложение твоего друга и во все мерзко!

Хочу пройти мимо, но Рома останавливает меня, целует. Настойчиво. Дико. Но я отталкиваю

- Все! Если ты хотел сказать, что я больше не нужна тебе! То это лучший способ! - кричу я. - Зачем было вообще брать меня в Париж? Красиво закончить отношения? Отдать, меня тому, кто сможет меня обеспечить. Только надо немного потерпеть извращенные наклонности нового любовника? Ты только Давида приметил? Или есть еще парочка толстосумов?

- Прекрати, - снова хватает меня Рома и бросается на кровать. Давит коленом и заставляет раздвинуть ноги посмотреть в глаза. - Я думал, что хватит. Что действительно с тобой наигрался. Но увидев рядом с тобой другого, почти озверел. Я не готов с тобой расстаться. Не сейчас.

- Да что ты говоришь! Ты просто устал со мной трахаться! Мы ведь больше ничего не делаем. Только едим и занимаемся сексом! И люди еще должны разговаривать.

- Хватит истерик.

- Отпусти меня. Найди кого-нибудь своего возраста. А я буду встречаться и трахаться с ровесниками.

- Ты ни с кем не будешь трахаться кроме меня, но ты права...

- И в чем же?

- Давай пару дней отдохнем, просто погуляем, поговорим. Я не готов от тебя отказаться и прекрасно знаю, что ты без меня не сможешь. Сама же прибежишь! - дышит он в шею, стискивая одной рукой талию, другой лицо. - Я сделал глупость. Признаю. Не режь, шрамы до конца не вылечишь....

Меня поглощает поток мыслей, что выбивает из головы эмоции. Они затягивали меня, а теперь мне нужно подумать. И наказать Рому за такое к себе отношение.

- Мы приехали на десять дней.

- И? - подозрительно спрашивает он, даже прекращая елозить по мне членом.

- В эти десять дней никакого секса.

Рома смеется! Так громко, что меня оглушает.

- Спешу напомнить, что ты сама порой прыгаешь на меня.

Не реагирую. С его стороны очень некрасиво освещать мою слабость.

- Десять дней. Если сможешь меня не трахнуть, - а я буду очень стараться ввести его в искушение. - То я останусь с тобой. Если нет, уйду. Десять дней...

- Значит я буду монахом, а ты развратной дрянью? Ладно... - смеется Рома... Но он еще не знает с кем связался. Он вскакивает и тут же замирает, сглатывает, когда я стягиваю с себя платье. Потягиваюсь всем телом... - Я не понял...

- Ну ты же не думал, что я облегчу тебе игру?

Это было только начало. Спать рядом с совершенно голой девушкой, в которой тебе подходит буквально все, настоящее мучение. Но после того как уснул, становится не сильно важно. Но вот когда она заходит с утра к тебе в дущ и начинает себя намыливать твоим же гелем для душа, мужское нутро может не выдержать. А как выдержать, когда взгляд ясных глаз обращен к тебе, когда вода стекает и словно цепляется за две вершинки, что уже в обильной пене. А не сглупи я вчера, могли бы быть в моей сперме.

- Аня...

- В холле сказали экономить воду. Так что ты не подумай ничего, - просит она с озорной улыбкой и наклоняется прямиком к стопам, пальчики которых все в синяках и порезах. Обычно она их прячет, стесняется такого вот несовершенства, в совершенном теле балерины. А значит внимание она привлекает к совсем другой части тела. К попке, что так и просится на мой стоящий колом хрен. И я ведь тоже не железный. Беру его в руку и пару раз качнув ею, приставляю к кнопочке ануса. Такой маленькой. Розовенькой. А сейчас еще и влажной.

Анька, что ты со мной сделала.

- Твоя попка просится на мой член, - держу за бедро и принимаюсь водить головкой по отверстию вверх-вниз, уже полностью отдаваясь фантазиям от том, как подхватываю ее под раздвинутые в шпагате ножки и насаживаю по самый корень. А эта дрянь еще и попкой крутит, дразнит, возбуждает так, что яйца звенят.

И я уже намереваюсь плюнуть на обещание, ее наказание и просто доставить нам обоим удовольствие, как вдруг Аня резко поднимается, хлестко задевая лицо мокрыми волосами, создавая на лице почти жжение, сбившее острое желание.

- Аня! Поаккуратнее!

- Ой, тебя задела? Прости, не хотела.

- Вот только врать не надо, - хватаю эту гриву в кулак и предчувствую что неделя будет о-очень долгой. А Аня будет очень жестокой. Потому что обиженная женщина и не может быть другой. И Аня не может. Но зато она сладкая, особенно губки, с которых она слизывает сейчас капли. И я хочу помочь ей. Пару капель беру себе, от чего Аня замирает, широко открыв глаза. Порой становится неловко, потому что редко от меня можно ощутить нежность. И она купается в ней, в поцелуе, что плавно переходит на шею. Раскрывается в прикосновении к розовым соскам, что там манят своей остротой и вздернутостью. Но стоит моим рукам найти гладкий лобок, как Аня напрягается всем телом. Отталкивает меня и со смехом вылетает из душевой.