черные волосы, постриженные по плечи, прилипали к шее и щекам.

Это был иной мир — пространство за чертой Прохода. Скальд сразу узнал это место.

Мелисента, сделав несколько шагов вперед, упала на колени. Она плакала.

— Что это с ней? — спросил Скальд.

— Подойди ближе и узнаешь, — ответил олень.

Подойдя к Мелисенте, Скальд заметил, что руки ее чисты. На них не было Скверны.

Но на груди уже зияло кровавое пятно. Открытая рана.

У самого сердца.

Мелисента сидела на коленях, а перед ней лежало маленькое тело.

Ребенок. Мальчик.

— Кто это? — не понимал Скальд.

Олень ничего не ответил.

Скальд присмотрелся к мальчику. Лицо совсем не знакомое.

Мокрый. С закрытыми глазами. Бледный. Холодный.

Он был мертв.

Мелисента рыдала, склонившись над мертвым ребенком.

— Это ее сын? — спросил себя Скальд.

Мелисента плакала. Какое-то время она не обращала внимания на открытую рану на груди. Она закрывала лицо руками, боясь взглянуть на мертвое детское лицо.

— Что это со мной… — произнесла она.

Мелисента наконец опустила взгляд на рану, из которой сочилась кровь. Она осторожно коснулась пальцами щели в груди.

— Сердце… мое сердце… отчего оно не бьется? Я его… не чувствую…

А потом она закричала.

Ее тело задрожало. Мелисента испустила душераздирающий вопль. Она просунула ладонь глубже, внутрь себя, а когда вынула наружу — то увидела, как с пальцев стекает черная искрящаяся смола — Скверна.

— Мой мальчик…

И снова крик.

На этот раз тело Мелисенты выгнулось дугой назад. Скальд ужаснулся: она встала на затылок и на пятки. Тело начало трястись. А из раны на груди выплеснулись фонтаны Скверны.

Черные ленты устремились высоко в небо. Их было сотни. Много сотен.

Скверна черным куполом, сплетенным из ветвей, расползалась по всему измерению.

Черные реки стекали вниз, образовывая высокие стройные деревья, колонны и лианы, соединяющие их друг с другом.

А крик… Скальду был знаком такой крик.

Он уже слышал его… и не один раз.

«Алый Вопль».

Мелисента издала новый порыв жуткого крика, и изо рта вырвалась новая порция Скверны — высокий столб, устремившийся в небо. Достигнув наивысшей точки, столб принялся расползаться на более тонкие нити, стекающие вниз.

Тело Мелисенты стало мощным фонтаном Скверны. Она сочилась уже не только из раны и изо рта, а из всего тела.

Кожу Мелисенты полностью покрыла Скверна. Не осталось ни единого свободного участка человеческой кожи, сохранившей свой настоящий цвет.

Вся ее сущность. Вся плоть. Все стало единым. Все стало Скверной.

И Скверна разрасталась, расползалась. И уже из воды вырастали высокие деревья, раскидывая ветви в разные стороны, спутываясь и сплетаясь друг с другом.

На глазах Скальда вырастали Аллеи Скверны.

Тело Мелисенты вновь согнулось. Она села на колени и тяжело задышала. Ее волосы внезапно побелели и отросли на всю спину. А Скверна, стекающая по телу, покраснела и обратилась в длинное искрящееся платье. Кожа вновь возвращала себе человеческий цвет и лишь руки оставались наполненными Скверной. Рана на груди никуда не исчезла. Она сияла красной полосой. Из глаз Мелисенты вместо слез текли капли Скверны.

Только теперь Скальд узнал ту Мелисенту, которую встречал прежде.

Она стала той, кем являлась сейчас — Верховной Матерью — прародительницей Скверны и создательницей Аллей Скверны.

— Как… такое возможно? — не понимал Скальд.

«Что же произошло?».

Мелисента протянула руки к мертвому мальчику. Она взяла его и встала.

И медленной походкой она скрылась в Аллеях Скверны, исчезнув из вида Скальда и светящегося оленя-проводника.

— Я не понимаю! — возмутился Скальд. — Как это случилось? Как открылся Проход? Откуда в ней зародилась Скверна? Что произошло? Кто этот ребенок?

— Слишком много вопросов.

— Так покажи мне ответы! Покажи мне то, что случилось незадолго до этого!

Мир накрыло туманом.

— Не могу.

— Почему?

— Она защищает свои воспоминания. Она… блокирует их. Все воспоминания хранятся в этом мире — измерении между жизнью и смертью. Но не все доступны нашему взору. Я предупреждал.

— Почему? Это же самое важное! Взрыв… открытие Прохода! Это самое важное! Почему мы она защищает эти воспоминания? Это же… одна из самых значительных частей ее жизни!

— Это ее решение. По всей видимости, эти воспоминания слишком болезненны. Она всеми силами блокирует их. Не хочет помнить этого.

«Вот черт!».

— Ты можешь показать мне что-то еще?

Олень кивнул. Они пошли дальше, и туман вновь рассеялся — на Скальда хлынул ясный солнечный свет.

Они оказались в Перламутр-Бич. Летняя веранда. Кафе-мороженое.

Скальд увидел Мелисенту, сидящую за круглым столиком. Она вновь была простым человеком — те же стриженные черные волосы. Но на этот раз на ней были не шорты и майка, а легкое желтое платье с зелеными цветами.

Она пила молочный коктейль через трубочку. А напротив нее сидел тот самый мальчик и ел шоколадное мороженое в рожке.

Мелисента с любовью смотрела на него.

Мороженое мальчика быстро таяло, и жирная шоколадная капля покатилась по подбородку.

— Ты измазался, дай-ка протру, — Мелисента взяла сухую салфетку из специальной подставке на столе и заботливо протянула руку к ребенку.

Но мальчик отвернулся и махнул рукой.

— Да не надо! — бросил он в ответ. — Не маленький. Давай я сам все сделаю. Мам. Еще опозоришь меня!

— Опозорю? О чем ты говоришь, Питер?

«Питер… вот, как его зовут. Но кто… кто он? Неужели, это ее сын из прошлой жизни?».

— Перед кем я могу тебя опозорить? — высказала искреннее непонимание Мелисента. — Что в этом плохого? Я — твоя мама, Питер. И я не могу о тебе позаботиться?

— Ты не моя мама.

Мелисента осеклась.

В ней словно ком упал.

Она растерялась, не зная, что ответить.

Скальд видел, как у нее задрожал подбородок. Глаза налились слезами.

— Мам, — теперь это заметил Питер.

Мелисента поспешила отвернуться от него и посмотреть в сторону Сапфирового моря.

— Мам, ну перестань. Я не хотел.

Мелисента с тяжестью сглотнула. Она всеми силами подавляла в себе слезы, не позволяя начаться плачу.

— Прости меня, мам. Ты же знаешь, что я не со зла… Ну, прости! Чего ты? Давай не будем портить такой хороший день.

Мелисента взяла себя в руки.

Она вытерла глаза салфеткой и быстро смяла ее в кулаке. Теперь она могла позволить себе посмотреть на Питера.

— Ты прав. День сегодня, действительно, чудесный. Как мороженое?

— Потрясающее! Правда! Мам, ты… ты же не сердишься?

— Конечно, нет, милый. Как я могу на тебя сердиться?

Ее рука потянулась к его волосам и остановилась на пол пути. Мелисента посмотрела на Питера, словно спрашивая у него разрешение.

— Да, можно-можно! — ответил он. — Не стоило разыгрывать драму.

Мелисента сдержанно