Все. Теперь только ждать.

Из-за закрытой двери до пациентов долетали то тихие вопросы врачей, то негромкие и жалобные ответы пациентов, то шипение вырывающегося из шланга воздуха, то звук работающего сверла. В те редкие моменты, когда все стихало, становился слышен голос ведущего радио «Дача». Или музыка.

Старый протертый линолеум на полу, ядовито-синие бахилы на ногах, выкрашенные в скучный бледный цвет стены – да, Стоматологии никогда не хватало на ремонт, зато ей всегда хватало клиентов. Вот и сейчас, дожидаясь права войти в один из трех ближайших кабинетов, сидело на металлических сетчатых стульях человек двенадцать. Разных возрастов, социальных принадлежностей и статусов, совершенно разных внешне людей.

Но всех с одной и той же проблемой – зубной.

Чтобы не видеть настойчивый и крайне укоризненный взгляд бабульки, которая все никак не могла понять, почему какую-то «пигалицу» провели без очереди, я прикрыла веки и принялась вспоминать все, что успела прочитать про зубную боль в книгах у Лууле.

«Зубы, как и кости в теле, отражают мужчину, мягкие ткани – женщину. Левая сторона – это всегда отец/муж/брат/любой другой мужчина, правая – мать/сестра/женщина. Верхние зубы – отношение к нам родителей, нижние – наше отношение к ним…».

– А я, представляете, на этой неделе уже четвертый раз приезжаю? По полису страховку делать не хотят, заставляют оплачивать каждый визит и материалы… – жаловалась молчаливому и несчастному на вид мужчине желающая посетовать на жизнь соседка. – Если так и дальше пойдет, пешком сюда ходить придется.

Ей не ответили.

«Зубы в теле всегда отражают рассудительность – свою или чужую. Тот, кто еще в детстве усвоил, что истинные ценности нельзя отдавать на оценку чужому мнению, у того зубы здоровые. Кто понял это позже, у того зубы разрушаться перестанут. Кто думает, что стал рассудительным, а на деле остался угрюмым и недоверчивым, у того разрушения зубов продолжатся, ибо не стоит кичиться собственной рассудительностью даже перед самим собой…»

Да, люди в очереди сидели сплошь угрюмые, но стоило ли их винить? Учиться иногда не сложно, а очень сложно, а уж когда что-то болит, так и вовсе невозможно, – я знала это по себе. Мои зубы на данный момент не болели, но они болели раньше – кариес, кариес, кариес… Его приходилось лечить, и потому, дорвавшись до книг, я много об этом читала, чтобы избежать подобной проблемы в будущем.

В какой-то момент у прислонившейся к стене молодой девушки – ей не хватило свободных мест на стуле – зазвонил мобильник. Она расстегнула молнию на сумочке, выудила звякнувший кулоном и корпусом телефон, нажала ответить, сказала: «Алло…». И, стоило ей раскрыть рот, как стали видны неровные, как покосившиеся кладбищенские камни за оградой английской церкви, зубы.

Да, непросто ей, наверное, улыбаться.

«Зубы ребенка закладываются в утробе. Если мать довольна умом мужа, не презирает его рассудительность, не думает о ней плохо, то и зубы у ребенка будут ровными. Если же явно или тайно хулит мужской ум, считает себя умнее, мудрее и гордится этим, стыдя избранника, то зубы ребенка будут кривыми, неправильной формы, слабыми…»

В который раз, не осуждая мать этой женщины за совершенную ошибку, я порадовалась тому, что моя собственная мать не презирала ум моего же отца. А то выравнивала бы я теперь свой «кладбищенский ряд» всеми доступными и недоступными методами или стеснялась бы улыбаться.

Сидящая напротив меня бабка за что-то продолжала тихонько корить деда – тот демонстративно отворачивался и не желал слушать; я вновь прикрыла глаза и принялась вспоминать дальше.

«… Если человек освободит зацикленность на своем уме и опыте материальной жизни, то обломки его коренных зубов продержатся еще долго. Если же нет, то раскрошатся и они. Кариес возникает тогда, когда душу точит разочарование от того, «что я не получил столько, сколько заслуживаю», а передние зубы откалываются тогда, когда человек, не прилагая мудрости, одним только умом, желает урвать кусок побольше. Кусок не всегда по зубам, и эмаль откалывается…»

Зубы – наша вечная и общая проблема, ибо проблема с рассудительностью – это проблема поколений, отцов и детей, целых родовых ветвей. У кого нет проблем с зубами, и, значит, с мудростью? Кто не подвергает свои ценности сомнению и не выставляет их на суд других людей? Практически никто. И потому трескается эмаль, вспухают десны, воспаляются корни и начинаются бесконечные походы сюда – к стоматологам. А те, в свою очередь, советуют бесконечно полоскать, резать, драть, пломбировать, ухаживать, восстанавливать… А как восстанавливать, если не восстановлен ум, не изменено представление о том, как все в мире устроено? Разве просто это – вот так, за пять минут, изменить свое отношение к мудрости своей и к мудрости чужой, когда чужую, порой, вообще замечать не хочется?

Беда. И очередь у кабинета – наглядное тому подтверждение.

Я вздохнула. Спустя несколько минут, устав, перестала сверлить меня недовольным взглядом, отвернулась бабка.

А еще через какое-то время из кабинета вышла нервная, но куда более довольная, нежели до того, Аля.

– Ну как, все в порядке?

– Да, сняли зубной камень, выписали траву, которой нужно полоскать. Скажи, здесь есть аптеки?

– Конечно.

– А это не накладно?…

Я знала, что она имела в виду, а потому быстро покачала головой:

– Все хорошо, не думай об этом. Сейчас все купим.

Мы вынырнули из унылых тусклых стен стоматологии на залитую солнечным светом улицу, свернули на аллею и зашагали по направлению к остановке – аптека, как я помнила, через два дома, совсем рядом. И, пока шагали, отправила Диме сообщение с текстом «Спасибо!».

А спустя полминуты телефон булькнул ответным: «Всегда рад».

Сходили, и славно.

– Хочешь немного прогуляться?

– Хочу. Всегда интересно посмотреть на… незнакомый мир. Это же так здорово.

Согласна. Наверное, Ленинск не блистал великолепием, как Изумрудный Город, и не был способен поразить чье-либо воображение сложной и красивой архитектурой, чистыми тротуарами и мега-приветливыми лицами, но я давно перестала стесняться его. Это мой мир, и я любила его таким, каким он был: с мусором вокруг урн на остановках, с вечным скоплением газов вдоль дорог от машин, с пыльной и чуть жухлой листвой тополей, с разрозненным на фоне голубого неба рядом строящихся высоток на горизонте.

Мой город. Здесь я родилась, здесь выросла, здесь все и всегда буду любить.

– Какую траву тебе прописали?

– Сказали купить, – Аля достала из кармана записку, – шелфей?

– Шалфей.

– Да. И еще какой-то «Малавит» – сбор из Атайских трав.

– Есть такой, – «Атайский», «Алтайский» – ей без разницы, и я не стала корректировать чужое произношение.