Сэр Гахерис велел герольду прочесть приказ короля.

– Именем короля, – провозгласил герольд, – королева обвиняется в предательском отравлении рыцаря. Его родичи требуют суда над ней. Если кто-нибудь из рыцарей желает вступиться за королеву, пусть поспешит, в противном случае она будет сожжена на костре, как требует закон.

Герольд умолк, и народ стал озираться в ожидании рыцаря-избавителя.

Сэр Мадор, стоя во главе отряда конных рыцарей, тоже оглядывался; но никто не желал сразиться за невинно погибавшую королеву. Тогда он взглянул на бледную Гвиневеру и злорадно усмехнулся – его жестокое сердце, видимо, предвкушало радость от ее гибели.

Толпа замерла. Взоры всех лондонских граждан устремились на посыпанную песком арену и на жертву, облаченную в белое.

Сэр Гахерис не сводил глаз с входа на арену. Брат его Гарет находился с ним рядом, и оба молились об избежании благородной королевой страшной смерти.

– Я требую, сэр Гахерис, чтобы ты исполнил закон! – раздался резкий голос Мадора.

Сэр Гахерис в отчаянии заломил руки и, обернувшись к палачу, стоявшему подле жаровни с углями, указал на королеву.

Присутствующие онемели от ужаса. Палач зажег факел и поднес его к хворосту.

Вдруг послышался конский топот, и не успел народ опомниться, как по арене понеслись вооруженные рыцари. Покрытая пеной сбруя коней свидетельствовала о том, что они примчались издалека.

Возглавлял всадников высокий, статный рыцарь. Когда стал виден девиз на его щите, отовсюду раздались восклицания:

– Сэр Ланселот! Сэр Ланселот! Скорее на помощь!

Едва рыцари приблизились к позорному столбу, сэр Мадор скомандовал своим сообщникам окружить королеву кольцом. В то же мгновение на злоумышленников ринулся отряд Ланселота и поразил многих.

Мадор изо всех сил старался не допустить к костру воинов Ланселота, стремившихся пробиться к королеве.

Все смешалось, и много безоружных рыцарей погибло в свалке.

Сэр Ланселот в безумной ярости истреблял всех вокруг себя. Ослепленный гневом рыцарь сам не видел, кого разил; он помнил одно: эти люди стоят между ним и королевой.

По несчастью, в образовавшейся ужасной сумятице Ланселот убил двух самых дорогих ему рыцарей, не узнав их и не заметив, что они безоружны. Один был сэр Гарет, которого он сам посвятил в рыцари, другой – сэр Гахерис.

Жестокий бой длился недолго: никто не мог противостоять силе Ланселота и его родичей.

Наконец Ланселот пробрался к королеве; перерезав путы, он осторожно поднял измученную женщину на коня. По лицу Гвиневеры градом катились слезы; она благодарила Бога за избавление и не находила слов, чтобы выразить свою признательность Ланселоту.

Народ провожал Ланселота восторженными криками, когда он вместе с королевой, окруженный родичами, направился по северной дороге в свой замок.

– Я увожу королеву для ее безопасности, – пояснил он, – она пробудет у меня до тех пор, пока король Артур не убедится в нашей непричастности к измене. Боюсь, однако, наши враги посеяли сомнения в его душе, в противном случае он не допустил бы королеву до позорного столба.

Сэр Ланселот совершил большую ошибку и впоследствии сам признал это. Если бы он немедленно отвез королеву к королю и потребовал у врагов доказательств своей измены, последние были бы посрамлены и король Артур по-прежнему любил бы его и считал своим верным и непревзойденным рыцарем.

Но ничто не спасло бы Ланселота от ненависти сэра Гавейна за убийство, пусть и невольное, двух его братьев, двух славных рыцарей – Гахериса и Гарета. И от этого убийства последовали великие бедствия и несчастья.

Сэр Гавейн

Король Артур шагал взад и вперед по залу своего лондонского дворца, сокрушаясь о смерти королевы. Пажи столпились у дверей, а несколько рыцарей молча наблюдали за опечаленным королем.

Вдруг послышались торопливые шаги, и в комнату вбежал оруженосец Мордреда. Распростершись у ног короля, он попросил разрешения говорить.

– Говори, – позволил ему король.

– Государь, сэр Ланселот освободил королеву, перебил до тридцати рыцарей и со своими родичами увез и скрыл твою супругу.

Король Артур, казалось, окаменел от горя, отвернулся и, воздев руки к небу, со скорбью, всех тронувшей, воскликнул:

– Увы! К чему мне моя корона, если благородное братство рыцарей рассеяно и разбито?

– Затем, государь, – продолжал посланец, – сэр Ланселот убил братьев сэра Гавейна – сэра Гахериса и сэра Гарета.

Король в изумлении обернулся к рыцарям, всем своим видом выражая недоверие рассказчику.

– Неужели это правда? – спросил он, и снова печаль, звучавшая в его голосе и отражавшаяся на лице, растрогала всех.

– Да, государь, – подтвердили рыцари.

– В таком случае, дорогие друзья, – с усилием проговорил король, – прошу не сообщать сэру Гавейну печальную весть о братьях. Я уверен, от боли и гнева он лишится рассудка, если узнает о смерти своего любимого младшего брата – Гарета.

И король зашагал по комнате, ломая руки от невыразимого горя.

– Зачем, зачем он убил их? – воскликнул наконец король. – Ведь он сам посвятил Гарета в рыцари, когда тот отправился на поединок с притеснителем леди Лионессы. К тому же Гарет любил Ланселота больше всех.

– Это верно, – заметил кто-то из рыцарей, – но они пали в свалке, и Ланселот, ослепленный яростью, сам не знал, кого рубил, когда старался пробиться к королеве!

– Увы, увы! – воскликнул король. – Эта смерть вызовет междоусобную войну, какой еще не видывали в пределах нашего королевства. Я вижу грядущую гибель; нам грозит раздор и разорение! Миру наступит конец.

Несмотря на запрещение короля сообщать Гавейну о смерти его братьев, Мордред отозвал своего оруженосца в сторону и приказал ему пойти к Гавейну и рассказать о случившемся.

– Постарайся, – сказал он, – хорошенько настроить сэра Гавейна против сэра Ланселота.

Слуга нашел Гавейна на дворцовой террасе, выходившей на Темзу. Рыцарь смотрел, как по широкой реке двигались к кентским гаваням небольшие парусные суда.

– Сэр, – заговорил оруженосец, обнажая голову, – сегодняшний день был свидетелем грустных деяний. Ланселот со своими родичами освободил и похитил королеву, и на площади около позорного столба в схватке погибло тридцать рыцарей.

– Да сохранит небо моих братьев, ведь они тоже находились там, к тому же без оружия, – промолвил Гавейн. – Я предполагал, что Ланселот предпримет подобную попытку, и даже считал недостойным рыцарской чести, если бы он поступил иначе. Но скажи, где мои братья?