— Ну, так как? — спросила Фейт ошарашенную ее резкостью мать. — Что будем делать?

— Эй, это твоя мама? — вдруг раздался голос Тесс.

Фейт на миг закрыла глаза, шепча про себя просьбу, чтобы все закончилось хорошо. Затем, взглянув на обеих своих собеседниц, она твердо сказала:

— Да, это — моя мама. Лэни Харрингтон. Мама, это — Тесс Мосс.

— Очень приятно.

Тесс склонила голову, словно перед английской королевой, стараясь вести себя как можно лучше.

Фейт метнула в ее сторону взгляд, предупреждавший не заходить слишком далеко в своей мнимой вежливости.

— Мосс, — протянула Лэни. — Я полагала, ты скажешь Бэррон.

Последнее имя она проговорила с оттенком явного презрения.

— Она наполовину Бэррон, — сквозь зубы пояснила Фейт.

— Ага. Почему же ты сразу не сказала об этом? Это уже намного лучше, — ответила Лэни.

Многие увидели бы в ее словах скрытый сарказм, но Фейт, которая лучше знала свою мать, понимала, что она сказала это искренне. Лучше быть наполовину Бэррон, чем быть Бэррон на все сто процентов.

— Здравствуй, Тесс. Можно узнать, Тесс — это сокращенно от какого имени?

— Просто Тесс и все.

Тесс передернула плечами.

— У тебя, Тесс, интересный цвет волос.

— Мама…

Тесс провела рукой по своим волосам, выкрашенным в темно-красный цвет.

— Да… Ну, разве нет другой темы, на которую мы могли бы поговорить?

Она едва ли не с мольбой взглянула на Фейт.

Не колеблясь, Фейт подошла к Тесс, обняла ее за плечи и прижала к себе так, как Лэни никогда не прижимала к себе свою дочь. Фейт ожидала, что Тесс отпрянет от нее, однако та замерла, по-видимому, наслаждаясь неожиданной лаской.

Вдруг одновременно зазвонили мобильный телефон Фейт и телефон на рабочем столе. Фейт взяла мобильный и сделала единственное, что можно было сделать в данной ситуации.

— Мама, — попросила она, — не могла бы ты поговорить по этому?

По мобильному звонил Итан. Он буквально разрывался между делами, но, улучив момент, позвонил Фейт, чтобы спросить, как там Тесс, и, кроме того, обсудить возможность отдать Тесс в художественный класс. Фейт отошла в укромный уголок, чтобы узнать все подробности.

Когда она вернулась, мать сидела за столом, а напротив нее на стуле — Тесс.

— Сколько тебе лет, Тесс? — спросила Лэни.

— Четырнадцать.

— Кем тебе приходится Бэррон?

— Думаю, что на этом пора остановиться, — вмешалась в беседу Фейт. — Кто звонил по этому телефону?

— Кэролайн Бреттон. Она решила перенести вашу завтрашнюю встречу. — При имени своей подруги Лэни не смогла удержаться от ухмылки. — Так как твой рабочий ежедневник на столе был открыт, я взяла на себя смелость и сама назначила ей день.

— Спасибо.

Фейт не понимала, почему мать поступила столь вежливо, но все равно была ей благодарна.

— Звонили также из компании, занимающейся грузоперевозками. Я назначила им другой день. Вот, посмотри. — Лэни указала на тот день недели, на который Фейт запланировала доставку мебели для дома Итана. — Только не заблуждайся. Мне совсем не нравится то, чем ты занимаешься.

Опять двадцать пять. И это столь долго ожидаемый разговор с матерью?

— Почему такая неприязнь? Разве мне не надо зарабатывать себе на жизнь?

— По-моему, Картер оставил тебе достаточно денег? — многозначительно спросила Лэни.

Краем глаза Фейт заметила, как Тесс с приоткрытым от любопытства и удовольствия ртом следит за их беседой.

Фейт закусила губу.

— Мне досталось от него столько, сколько нужно для того, чтобы начать собственное дело. Кроме того, мне нужна подушка, безопасности, — осторожно заметила Фейт.

Лэни покрутила головой.

— Тебе следовало вложить их, как следует, и тогда ты могла бы жить без всяких забот. Но работать, как все, это… недостойно твоего положения.

Фейт напряглась.

— А я, напротив, даже горжусь своим положением. Мне нравится то, что я делаю. Конечно, мне бы это нравилось еще больше, если бы у меня было больше клиентов, но, благодаря противозаконным делишкам отца, никто не хочет иметь дело со мной.

Фейт взглянула прямо в лицо матери.

Лэни собралась что-то возразить и даже уже приоткрыла рот, как вдруг Фейт, махнув рукой, отпрянула назад.

— Только не говори мне всякую чушь о том, что его оклеветали. Он сам признал себя виновным. Федералы забрали все его имущество и продали его на аукционе. Он, безусловно, знал, что делал.

Лэни сжала губы. Весь ее вид как будто говорил: «Мне не нравится такой тон, более того, я его не заслужила».

Фейт стало стыдно. Ей захотелось обнять мать, приласкать ее, но она побоялась, а вдруг мать сбросит ее руки, оттолкнет, уйдет от ее ласки.

— Послушай, мам. Разве ты не понимаешь, что наша жизнь изменилась? — уже мягче спросила Фейт. — Уже не те времена, и нам тоже надо меняться. И тебе и мне.

Но мать упорно отмалчивалась. Фейт отвернулась.

— Ну что ж, спасибо тебе за то, что ты отвечала по телефону и за договоренности о поставках.

Как только сменилась тема беседы, вид у Лэни сразу смягчился.

— Пустяки, наверное, ты забыла о том, что в свое время я устраивала несколько мероприятий и стала настоящим профи в составлении расписаний.

— Конечно, помню.

Фейт улыбнулась.

Лэни встала, изящная, невозмутимая, и пошла по магазину, мимоходом трогая вещи. В ней еще многое оставалось от прежнего образа светской дамы, несмотря на то, что больше не было собственного особняка, и что положение было незавидным. Лэни Харрингтон даже не отдавала себе отчета в том, насколько шатким и хрупким было ее положение. Она изо всех сил цеплялась за иллюзию, за прошлое, хотя было достаточно одного слабого толчка, чтобы мираж развеялся окончательно.

— Ты не станешь возражать, если я кое-что переставлю?

Вопрос матери удивил Фейт.

— Делай, как хочешь.

Тесс, поняв, что ничего интересного больше не будет, вставила в уши наушники от плейера.

Фейт уселась за рабочим столом, пока ее мать что-то передвигала и переставляла.

— Мама, Кэролайн сказала мне, что она пыталась наладить с тобой отношения, но ты от всех отгородилась, буквально запершись в своей квартире.

— Шш, — зашипела Лэни, кивая на Тесс. — Маленькая подслушивает.

— Я уже не маленькая. Кроме того, я не знаю в городе тех, кому смогла бы передать всякий вздор… — Но тут Тесс замолчала, умоляюще глядя на Фейт. — Я хотела сказать… я никого не знаю в городе, кому могла бы повторить все, что услышу. При мне вы можете смело говорить.