Шрифт:
Интервал:
Закладка:
– Да. Мама отправила его на кладбище прошлой зимой. Соня получила дневник и решила, что ты и так расстроен и лучше придержать его пару дней. А потом ты рассказал ей о том, что я приеду, и Соня решила, что мама послала этот дневник мне. Но это не так. Он для тебя.
Говард осторожно держал книжку в руках, как птицу, которая могла улететь в любой момент.
– Прочитай его.
– Ты не против, если я начну прямо сейчас?
– Пожалуйста.
Он медленно открыл дневник и замер, увидев первое предложение:
– Ох.
– Да. Я оставлю вас наедине.
Два часа спустя Говард пришел ко мне в комнату с книжкой в руке:
– Я закончил.
– Так быстро?
– Пойдем, посидим на крыльце? – предложил он.
– Пойдем.
Я спустилась вслед за ним по лестнице, и мы устроились на качелях. Я заметила, что у Говарда покраснели глаза.
– Мне было тяжело это читать, – признался он. – Хедли что-то мне рассказывала, но всей истории я не знал. Сколько было недопониманий, недомолвок! – Говард окинул взглядом кладбище. – Много в чем она ошиблась. К примеру, с Адриенной я не встречался.
– Да?
– Да. Это был Маттео.
Я непонимающе посмотрела на Говарда.
– Маттео пудрил мозги не только твоей маме.
– А-а… – Очередная деталь головоломки встала на место. – Так вот зачем ты рассказал ей о быке и пекаре? Чтобы она пригляделась и поняла, что Маттео ей изменяет?
Говард поморщился:
– Да. Очевидно, мне это не удалось. Она не поняла, что я имел в виду.
– Да уж, вышло довольно загадочно. Ты выдумал эту историю?
– Нет, она настоящая. Вряд ли правдивая, но эта легенда бытует в городе уже не первый век. Я обожаю подобные истории. – Говард выдержал паузу. – Так или иначе, я был в курсе, что твоя мама связалась с Маттео. Она держала это в секрете, потому что не хотела, чтобы у него возникли проблемы с руководством, а он хранил их отношения в тайне, потому что был подлецом. Мне было известно, что он не раз заводил интрижки со студентками, и я понимал, что от Маттео ничего хорошего ждать нельзя. Я подозревал, что он неверен Хедли, а однажды застал его с Адриенной в проявочной. Когда твоя мама увидела нас возле клуба, мы разговаривали именно об этом. Я требовал, чтобы Адриенна во всем призналась твоей матери.
– Почему ты сам ей не рассказал?
Говард покачал головой:
– Все знали, что я влюблен в Хедли, кроме нее самой. Со стороны это выглядело бы так, словно я хочу рассорить ее с Маттео. К тому же я был уверен, что он будет все отрицать и я потеряю доверие твоей матери. А когда они порвали, уже не было смысла об этом вспоминать. К тому же я слегка трусил. Ведь они расстались из-за меня.
– Как это?
– Твоя мама стала замкнутой, начала плохо отзываться о себе и своих родителях. Я дождался, когда Маттео уедет на неделю из города, чтобы принять участие в конференции, позвонил ему и потребовал держаться подальше от Хедли, а то я все расскажу руководству.
– Так вот почему он ее бросил?
– Да. А я все равно его сдал, и Маттео уволили. Хедли была так огорчена, что казалось, будто из нее высосали все краски. Я долго думал о том, правильно ли я поступил. – Говард оттолкнулся ногой от земли, и качели плавно взмыли вверх. – А потом Хедли полегчало, и я убедил ее остаться у меня на лето. Какое-то время мы были вместе, а затем я снова ее потерял…
– Из-за меня.
Говард покачал головой и жестом указал на кладбище:
– Если бы только она мне сказала! Я бы бросил это место и глазом не моргнув!
– Именно поэтому мама так не поступила.
– Знаю, – вздохнул он. – Вот только я бы предпочел сам принять решение. Всего день с Хедли уже ценнее долгой жизни в Италии.
– И не говори. – Я посмотрела на Говарда. Он ее любил. Любил по-настоящему. И потерял намного раньше, чем я. Мне невыносимо захотелось его обнять.
Я отвернулась и сморгнула слезы. Надеюсь, скоро в моих глазах наконец начнется засуха. А то мне того и гляди предложат работу в рекламе бумажных салфеток.
– Ты не пытался ее вернуть?
– Нет. Я думал, что она выбрала Маттео. Знал бы я, в чем дело, и все закончилось бы иначе. Только спустя годы я обнаружил, что Хедли не осталась с Маттео, а о тебе она рассказала совсем недавно. Я сильно за нее волновался, но при каждой попытке связаться с ней что-то меня останавливало. Возможно, моя гордость.
– Или страх снова остаться с разбитым сердцем? Она же разбила его вдребезги.
Говард хмыкнул:
– Это точно. Разумеется, со временем я оправился. Но когда ты приехала… скажем так, я пережил это заново.
Повисла тишина. Солнце уже взошло над холмами, большое и горячее, и мои волосы чуть не шипели от жары.
Говард в очередной раз покачал головой:
– Я совсем по-другому представлял себе этот разговор, но рад, что все вышло именно так. Теперь не надо волноваться о Маттео. Твоя мама изо всех сил старалась оградить тебя от него, и ей это удалось. Она мечтала съездить с тобой в Италию, но не решалась. И вот ты здесь. Тебе уже скоро восемнадцать, и она, видимо, перестала так сильно бояться Маттео.
– Наверное, мама и подумать не могла, что я отправлюсь искать Маттео.
– И мысли не допускала. Похоже, она тебя недооценивала. – Он усмехнулся. – Как и я. Поверить не могу, что ты съездила в Рим.
– Я поступила глупо.
– Это само собой. Но все же храбро.
– Со мной был Рен. Он мне очень помог. – Я помрачнела. Рен.
– Что такое?
– Рен… больше со мной не разговаривает. Я его обидела.
Говард нахмурился:
– Вы поссорились?
– Вроде того.
– Что бы ни случилось, я уверен, что вы помиритесь. Ты для него важна, это видно.
– Возможно.
С минуту мы молча раскачивались вперед-назад, а потом меня осенило.
– Ты же не просто так рассказал мне ту странную историю про женщину, родившую поросенка?
– Porcellino, – засмеялся Говард. – Надо бы мне бросать это дело. Ничего не выходит.
– Да уж.
– Ну ладно, ты права. Я пытался тебе кое-что объяснить. Когда мы подошли к статуе, я осознал, что это прекрасный символ. Обстоятельства странные, мы с тобой не похожи друг на друга, но я хочу быть частью твоей жизни. Да, это не привычная семья, но, если ты согласна, я готов стать твоей семьей.