– Разве это не чудесно, о Благословенная? – сказал он по-самсамийски, сжав пухлые ручки на груди. – Наконец случилось то, чего мы так долго ждали. Перед нами предстали наши собратья.

Джозеф слегка позеленел. Он медленно повернул голову к Джаннуле и произнес:

– Объяснись.

На ее лице появилось выражение скорби и раскаяния, которое я так хорошо помнила. Мое сердце тут же ожесточилось. Она склонила голову и произнесла:

– Серафина говорит правду, мой лорд. Я… я не хотела вам говорить. Я боялась, что вы отвергнете меня, как это уже множество раз случалось в моей жизни. Из-за моего происхождения меня заключили в камеру. Это сделали люди, которые были неспособны больше ничего во мне разглядеть.

Она расстегнула серебряные пуговички на рукавах и закатала ткань, обнажив предплечья. Я знала, что увижу, но меня все равно охватили жалость и ужас, как и в тот день, видимо, мое сердце все-таки ожесточилось не так сильно, как я думала.

– Они содрали с меня чешую, – мягко произнесла она, – и прижгли раны раскаленным железом.

Я прижала ладонь ко рту. Об этом она никогда мне не говорила.

Ее глаза заблестели от подступивших слез.

– Небеса смилостивились надо мной, и я потеряла сознание. Тогда я увидела святых. Они заговорили со мной и благословили меня.

Заостренное лицо Джозефа смягчилось, и на нем отразилась печаль. Эта история тронула регента. Я никогда в жизни не видела его таким участливым и – можно ли осмелиться на такое слово? – человечным. В следующую секунду выражение его лица снова изменилось: он округлил глаза и изумленно раскрыл рот. Прерывисто вздохнув, он упал на колени, не отводя взгляда от пространства над головой Джаннулы.

«О боги, – благоговейно проговорил Абдо. – Огонь ее сознания… он как пожар».

Разумеется, я ничего такого не видела.

«Она управляет его разумом?»

Абдо склонил голову набок, изучая происходящее. «Не в прямом смысле этого слова; она не вцепилась в него так, как в Ингара или в меня. Это что-то иное».

– Прости меня, о Благословенная, – произнес Джозеф, притрагиваясь к подолу ее платья. – Несомненно, святые избрали тебя, несмотря на твое наследие.

– Или благодаря ему, – проговорила она, глядя на него прищуренными глазами. – Чтобы преподать тебе урок.

– Тогда я постараюсь быть смиренным и выучить его, – сказал он, а потом склонил голову и сжал руки на груди. – Как писала святая Катанда: «Даже самые чудовищные насекомые могут иметь божественное предназначение; не судите о благости Небес по одной только внешности».

Это уже было даже не смешно.

– Святой Даан на сковородке! – выкрикнула я. – Вы же не можете и правда поверить, что она…

– С меня хватит твоих сомнений и неверных суждений, Серафина, – сказал Джозеф, поднявшись на ноги и смерив меня злым взглядом. – Даже не надейся, что я признаю тебя Благословенной лишь из-за сходства вашего происхождения.

– Да спасут меня от этого Небеса, – произнесла я, сложив руки на груди.

– Мне еще нужно решить, что с тобой делать, – проговорил он. – Я не могу позволить тебе отчитаться перед королевой. Поэтому ты отдашь мне все устройства квигутлов, которые у тебя есть при себе. – Увидев, что я не подчиняюсь, он добавил: – Если будет нужно, я прикажу стражам тебя раздеть.

Я достала ожерелье. К моему сожалению, медальон святой Капити, подаренный Киггзом, висел на нем рядом с двумя тниками. Джозеф забрал цепочку и осмотрел меня в поисках других запрещенных вещей.

– Кольцо, – сказал он, и я сняла с пальца присланное Ормой украшение. Он оглядел его, потом нажал на жемчужину и ущипнул ее. Я сжалась от страха, ожидая, что в зале вот-вот раздастся голос Ормы.

Ничего не произошло, что принесло мне облегчение, но и разочарование тоже.

Джозеф вернул кольцо. Обыск Абдо ни к чему не привел.

– Теперь вы мои заключенные, – сказал регент. – Любая попытка связаться с королевой или ее шпионами приведет к суровой…

– Простите, лорд регент, – прервала его Джаннула, ласково подняв брови, – но вы не можете держать Серафину под стражей. Ей нужно отправиться в Порфири.

Джозеф бросил на нее взгляд, полный неописуемого изумления. Не сомневаюсь, что я выглядела схожим образом.

– Это священная миссия, – настаивала Джаннула. – Святые говорят мне, что нельзя ее удерживать.

Джозеф выпрямил спину. В его глазах плескалось негодование, и я понадеялась, что вспыльчивый характер возьмет над ним верх. Не то чтобы я хотела оказаться запертой в Самсаме, но мне ужасно не нравилась власть, которой Джаннула обладала над регентом. Мне хотелось верить, что где-то есть граница, которую она не может перейти.

– Мы обсудим это наедине, Благословенная, – сказал Джозеф. В его голосе слышалось предостережение, но я подозревала, что эту битву он уже проиграл. Губы Джаннулы изогнулись в хитрой усмешке. Джозеф прокричал: – Охрана! Заприте этих двоих в покоях восточного коридора и не спускайте с них глаз!

Два стража, сопровождавшие нас с Абдо по городу, сделали шаг вперед, а вслед за ними показались еще два с алебардами[5] в руках (на мой взгляд, расхаживать с таким оружием внутри замка было верхом абсурда). Джозеф передал нас им.

Когда нас с Абдо выводили из тронного зала, я бросила на Джаннулу еще один взгляд. Она тоже смотрела на меня, и в ее глазах светился расчетливый огонек.

Нас с Абдо разместили в разных спальнях. Комната была удобной – если забыть про стража, стоящего у двери. Следующие несколько часов я шагала туда-сюда по ковру, лежащему перед камином, и размышляла о том, что нас ожидало. Кроме того, я сожалела об утрате тников: Глиссельде и Киггзу было необходимо узнать про Джозефа и Джаннулу. Наконец я залезла в кровать, укрытую пологом, и попыталась успокоиться, проведав обитателей своего сада. Стоило мне уснуть (по крайней мере, мне так показалось), Джаннула уже трясла меня за плечо. Я решила, что сплю и вижу сон.

– Вставай, – резко сказала она и ущипнула меня. – Тебе нужно сесть на корабль до Порфири, пока этот упертый регент снова не передумал.

Я кое-как влезла в свою одежду и вышла вслед за Джаннулой. В полутьме коридора нас ждал Ингар с чемоданом в руке. Его глаза, скрытые за стеклами квадратных очков, казались мутными. Рядом с ним стоял Абдо.

Джаннула взяла меня за руку. Я вздрогнула, почувствовав ее прикосновение, но не решилась вырываться. Я не сопротивлялась, пока она вела меня по коридору, а потом вниз по винтовой лестнице, и время от времени я украдкой бросала на нее взгляды. Теперь, когда я выросла, она была немного ниже меня, но от этого пугала не меньше: казалось, я сжимаюсь от одного ее присутствия, и вес нашего прошлого вдавливает меня внутрь моего же тела.