Шрифт:
Интервал:
Закладка:
Все это было сделано довольно бессистемно и должно было быть впоследствии оформлено в виде правильных законодательных формулировок. Этот процесс занял почти всю следующую неделю, в течение которой собрание отказалось от части того, что ранее так эмоционально принимало. Тем не менее, декрет, воплотивший эмоции в закон, начинался следующим образом: "Национальное собрание уничтожает феодальный режим в полном объеме". Это было не совсем так, поскольку некоторые дворянские и клерикальные привилегии остались нетронутыми. Кроме того, король еще не одобрил работу ассамблеи.
Эти моменты, когда страсть увлекала депутатов к принятию принципиально важных и судьбоносных решений, имели несколько причин. С одной стороны, депутаты Национального собрания практически не имели опыта законодательного процесса, характерного для работающей демократии. Они буквально придумывали все на ходу, и многое из того, что они импровизировали, накладывалось на исторические права и привилегии короны. Они также прекрасно понимали, что, даже будучи ослабленной кризисом, вызвавшим создание Генеральных штатов, корона по-прежнему контролировала армию, полицию и тюрьмы. Не было практически никакого различия между тем, чтобы создавать их на пустом месте (как, например, самодекларацию, превратившую их в "Национальное собрание") и грубо нарушать закон. Страсть, с которой они погружались в неизвестность, фиксировала тревогу, вызванную этим фактом, объединяла их, сигнализируя о взаимном обязательстве действовать несмотря ни на что, и объединяла их индивидуальную ответственность в коллективное действие.
Депутаты уже представляли себе, что они, в какой-то пока еще неоформившейся форме, воплощают общую волю нации. Эта общая воля еще не заменила короля в качестве священного центра политики, но уже стала неприкосновенной обязанностью Национального собрания. Многие депутаты, по сути, уже осознали противоречие между притязаниями монархии на божественное право и легитимной основой, на которой теперь действовало собрание. Но более насущной проблемой было то, как они, депутаты, призванные исполнять общую волю, должны были осознать то, что она от них требовала. В отсутствие ее материального проявления депутаты были вынуждены признать "Общую волю" в значительной степени инстинктивно и эмоционально ощущаемой интуицией.
Такая опора на индивидуальную интуицию имела несколько последствий. Во-первых, согласно теории Руссо, они были вынуждены очиститься от пристрастий и корыстных интересов. В результате полная и бескомпромиссная преданность интересам нации стала важнейшим определяющим элементом того, что считалось "добродетелью". В первые месяцы революции такая концепция политики была широко распространена. (Позже эта же концепция отправит многих из них на гильотину, но в то время это было немыслимо). Эта опора на индивидуальную интуицию была также главной движущей силой их приступов спонтанных коллективных эмоций. Почувствовать то, что чувствовали другие, означало не поддаться коллективному безумию, а убедиться в том, что их индивидуальные интуиции действительно отражают общую волю народа. Наконец, эта интуиция неразрывно связывала депутатов с их представлением о "народе". Они считали, что чувствуют волю народа. Однако, руководствуясь этой интуитивной эмоцией, мнение большинства в Национальном собрании иногда резко менялось в один и тот же день.
Падение Бастилии
В первые месяцы революции самым значительным народным выступлением стал штурм Бастилии 14 июля 1789 г. Люди, атаковавшие эту огромную крепость, не собирались свергать монархию или освобождать немногочисленных заключенных. Вместо этого они искали порох. Тысячи демонстрантов, требовавших сдачи крепости, ранее захватили военный госпиталь Инвалидов, взяв несколько пушек и более 30 тыс. мушкетов. За день до этого они разграбили монастырь Сен-Лазар, захватив три телеги зерна и 25 тыс. литров вина. Кроме того, накануне вечером они разгромили или сожгли сорок из пяти платных ворот, опоясывавших город. Пожалуй, самым главным мотивом всех этих действий был голод. Цена на зерно 14 июля была выше, чем за последние десять лет, и многие простые люди не могли позволить себе хлеб. Но им также нужны были оружие, боеприпасы и порох, чтобы противостоять отрядам армии, которые король разместил в городе. Наконец, все эти объекты, особенно Бастилия, были важными символами королевского авторитета и власти. Если бы комендант Бастилии сдал крепость мирно, это событие было бы столь же исторически незаметным, как и нападения на госпиталь и монастырь. Однако маркиз де Лонэ решил оказать сопротивление и приказал своим людям открыть огонь по демонстрантам. Восемьдесят три человека были убиты, еще пятнадцать позже скончались от ран. В ходе боев внутри крепости потери составили всего четыре человека: один убитый и трое раненых. Однако во время боя несколько отрядов ополченцев, находившихся за пределами крепости, перешли на сторону демонстрантов и открыли огонь из пушек по воротам Бастилии. Тогда комендант сдал крепость и опустил разводной мост. Демонстранты ворвались внутрь, завладели порохом и освободили заключенных. Последних оказалось всего семь человек: несколько душевнобольных, аристократ, сидевший в тюрьме вместе с маркизом де Садом (последний перед штурмом был переведен в другое место), остальные - фальшивомонетчики. Обезоружив защитников, они убили трех офицеров и трех рядовых. Командир был доставлен в парижскую ратушу (Hôtel de Ville), где был обезглавлен. Жак де Флессель, мэр города, также был убит и обезглавлен. Головы обоих были насажены на пики и пронесены по городу.
В Версале, расположенном в двенадцати милях от Парижа, Национальное учредительное собрание встретило известие о взятии Бастилии и связанных с ним беспорядках "скорбным молчанием". 15 июля, на следующий день после взятия Бастилии, Людовик XVI выступил перед собранием и объявил, что выводит армию из Парижа и его окрестностей. Хотя депутаты с радостью восприняли это заявление, решение было не совсем добровольным, поскольку военный министр сообщил королю, что он не может рассчитывать на верность своих войск в столкновениях с народом. В провинциях после взятия Бастилии "подчинялись только приказам Национального собрания". Хотя вначале собрание было встревожено штурмом, впоследствии депутаты приняли 14 июля как национальный праздник, который следует отмечать как патриотический фестиваль. Хотя все эти последствия были значительными, самым важным результатом стало утверждение прямого народного восстания как формы политики. В Париже пришли к убеждению, что их восстания спасли революцию; позже они стали считать, что революция принадлежит им.
Декларация прав человека и гражданина (1789)
Приступая к обсуждению судьбоносных изменений в структуре французского