Упав с небес тяжелым снарядом, Лин ловко спружинил, пробежал несколько шагов, гася сумасшедшую скорость, а потом сложил свои роскошные крылья и шумно выдохнул.

«Уф. Кажется, не заметили».

«Да, – рассеянно согласилась я, спрыгивая с его высокой спины. – Ты очень кстати задурил им мозги».

«Без этого было рискованно спускаться – вон, светает уже».

«Ты молодец, – так же рассеянно отозвалась я, внимательно оглядываясь. – И даже успел до восхода».

Двор, в котором мы приземлились, был мне совершенно незнаком. По той простой причине, что даже в бытность простым рейзером я ни разу сюда не заглядывала. Вернее, старательно избегала это делать, хотя меня настойчиво приглашали. Потому что в то время, кажущееся сейчас безмерно далеким, мое недоверие к церкви было настолько велико и так сильно испорчено воспоминаниями о родном христианском мире, что в храм Аллара меня и калачом бы не заманили.

И вот теперь, наконец, я решилась сюда прийти и стояла перед дверьми храма, напряженно раздумывая над тем, как бы туда потише войти.

Сам храм оказался сравнительно небольшим – всего с двухэтажный дом высотой, плюс совсем крохотная надстройка, идеально ровным куполом венчающая его сверху, как вишенка – торт. Стиль – уже набившая оскомину готика. Правда, довольно скромная по сравнению с пышным великолепием строений Рейданы. И окна заметно поуже. И потолки, видимо, пониже, и барельефы попроще… периферия, что с нее взять. Тем не менее, в глубину храм имел довольно приличные размеры – метров сто, не меньше. Наверное, чтобы в главный зал могли вместиться все прихожане разом. Или чтобы во время пожара туда вошло сразу все население Нора.

Ну ладно. Чего стоять истуканом? Я и так заявилась, как вор: посреди ночи, одна, не дожидаясь открытия. Но храм, как мне сказали, никогда не запирался. Да и Аллар, наверное, был готов принимать молитвы сутками кряду. Так что какая ему разница, когда я приду? В крайнем случае, у него там, может, какой-нибудь автоответчик на небе стоит, который записывает молитвы и при необходимости приятным женским голосом отвечает: «Добрый день, вы обратились в приемную к Богу. Сейчас его нет в офисе, поэтому перезвоните попозже. Или дождитесь сигнала и оставьте свою молитву»…

Это я ершусь так, не обращайте внимания. В первый раз все-таки на прием к таким высоким личностям иду. Нервничаю слегка. Вот и крутятся в голове всякие глупости, старательно отвлекающие от самого главного.

Ну, с богом…

– Подожди здесь, – попросила я Лина, направившись к дверям храма.

«Уверена?»

– Да. Я недолго.

Он послушно отступил в сторону, а я подумала, что, наверное, являясь в храм Всевышнего, было бы неприлично привести туда с собой демона. Все равно, что в конкурирующую фирму явиться, рекламируя свой товар. Да еще неясно, как на это Лин отреагирует. Вдруг ему плохо станет? Вдруг его не пропустят? Короче, лучше не рисковать.

Мысленно вздохнув, я поднялась на целых десять ступенек главной лестницы, бесшумно приблизилась к покрытым причудливой резьбой деревянным дверям. Немного постояла, подумала, а потом решительно толкнула сразу обе створки, заставив их с тихим шелестом отвориться.

К счастью, их действительно не запирали на ночь. Двери распахнулись так легко и охотно, будто только меня и ждали. Или же будто кто-то заранее заботливо смазал петли густым слоем солидола.

За дверьми оказался небольшой предбанничек, в котором, вполне вероятно, можно было оставить какие-то пожертвования и морально подготовиться к встрече с Всевышним. Предбанничек был совсем скромным – едва-едва два человека разойдутся, не столкнувшись плечами. И еще он был совершенно пустым, если, конечно, не считать красивой резной лавочки по правую руку от входа и спрятанного под ней такого же аккуратного деревянного сундучка. А больше ничего: ни картин на стенах, ни коврика под ногами, ни украшений, ни встречающих. Просто скромно отделанный холл, тщательно выбеленные стены, дающие свет словно бы сами по себе, и еще одни высокие двери, к которым я без колебаний и шагнула.

Внутри оказалось сухо и тепло. Однако отнюдь не темно и не мрачно. Несмотря на то, что свет шел лишь от нескольких, висящих в ряд на стенах подсвечников, гнетущего ощущения кромешного мрака не создавалось. Скорее, приятные глазу сумерки, в которых вместо четких деталей видишь умело сглаженные очертания, а богатое воображение, подстегнутое приглушенным блеском золота и серебра, охотно дорисовывает все остальное.

Раньше я в церкви никогда не была. Ни в православной, ни в мечети, ни в католической. Но из тесного общения с телевизором знаю, что католики обожают заставлять центральный зал удобными скамьями, оставляя небольшое пространство лишь у входа и у алтаря; наши православные предпочитают слушать священников стоя, время от времени истово крестясь и бормоча про себя слова молитвы; а мусульмане сидят на маленьких ковриках, каждую минуту сгибаясь в три погибели так, чтобы стукнуться лбом в холодный пол.

Свои обычаи. Своя вера. Свои правила.

Осторожно войдя внутрь, я нерешительно остановилась и обвела глазами огромный зал. Ну… что сказать? Скамеек нигде вроде не видно. Ковриков для сидения – тоже. Так что здесь, скорее всего, принято терпеливо ждать слова божьего в привычном прямоходящем положении. И это радует. Если бы я увидела лавки с подушечками под задницы, то сразу почувствовала бы разочарование: в моем понимании, приходя к высшему начальству, следует оказывать ему уважение хотя бы тем, что не стремиться, как американцы, пристроить самую важную свою часть на какое-нибудь седалище. И в этом смысле я даже рада не найти здесь столь яркого проявления торжества лени и малодушия. А еще – искренне приветствую законы Валлиона, в которых четко прописано, что сидеть в присутствии короля может разрешить только сам король. Да и то – за особые заслуги. В отношении же бога подобные вещи даже не должны обсуждаться. Но это, опять же, мое личное мнение.

Ладно, идем дальше.

Внимательно оглядевшись, я приятно удивилась, не найдя на стенах богатых золотых росписей, крикливых завитушек, бесконечного ряда икон, как в выставочном зале, и увидела лишь несколько насквозь религиозных сцен о сотворении мира, которые были знакомы мне по Учению. В частности, момент появления земной тверди. Момент сотворения зверей и птиц. И, конечно же, миг сотворения человека.

Об эарах, заметьте, ни слова.

Более того, Всевышнего изобразили более чем схематично – как бесформенный сгусток слепяще-белого цвета, испускающий, словно солнце, яркие лучи, а уже под ними на фоне уползающей куда-то в небытие Тьмы проступает трава, первые кусты, деревья, летят в разные стороны мелкие точки птиц… вероятно, в тот момент Аллар еще не определился окончательно с образом. Или же художник не был уверен, как он выглядел в тот волнующий миг. Поэтому, дабы не соврать, создал весьма обтекаемый образ, которому каждый был волен придать тот силуэт, какой ему ближе по духу.

Мне, к примеру, показалось, что комок не совсем бесформенный. В неярком свете свечей, которых в зале также оказалось очень немного (так, запасное освещение, похоже) создавалось впечатление, что «свет» имеет облик гуманоида. В том смысле, что двуногий, высокий, статный, с одной головой и распростертыми в разные стороны… ну, допустим, что руками. Тогда как на их фоне за спиной имелось два непонятных, но явно нанесенных с умыслом мазка желтоватой краски, которые при хорошей фантазии вполне можно было принять за красиво развернутые крылья.