ставленника, — вечер, плавно переходящий в ночь. Cумерки уже вот-вот готовы были уступить место чернильной темноте, когда двери залы распахнулись перед Светом Леллы и теми, чьи интересы он представлял. Подготовка к мероприятию оказалась недолгой, многое из того, что надо было знать, герцог и барон объяснили ей ещё в дороге. Её также успели предупредить, что народу планируется немногим больше, чем уйма, ибо многие жаждут увидеть необычный отряд собственными глазами. Варн участвовать в мероприятии наотрез отказался, не желая устраивать несварение гостям-амелуту.

«Позовёшь, если что», — коротко бросил он, пообещав держаться поблизости. Ира знала — будет держаться. Но точно так же знала, что вожак ещё не отошёл от посещения зверинца.

Признаться, она ожидала увидеть мрачную залу, вроде той, где пришлось завтракать, и тяжёлую атмосферу. И потому, когда церемониймейстеры объявили об их прибытии и открыли двери, её сначала ослепило яркое сияние. Она стояла под руку с герцогом на возвышении, вниз сбегала лестница с резными перилами, по которой стелился идеально вычищенный ковёр. Внизу простиралась широкая зала округлой формы с занавешенными тяжёлыми бархатными портьерами окнами, белоснежным полом, выложенным фигурной плиткой. C высоченных потолков свисали многоярусные люстры с шарообразными плафонами, в которых искрились и переливались лампочки. Прищурившись, Ира признала работу влари, один из приборов, что ей буквально днём пытались всучить на рынке. От плафонов исходил яркий холодный свет, периодически менявший едва заметные оттенки.

Длинные столы выстроились рядами у стен и вмещали тех самых «немногим больше, чем уйма» гостей. Как и в Ризме, ковёр продолжал «бежать» вперёд, пока не утыкался в места для хозяина праздника и его приближённых. Центр зала оставался пустым, намекая, что его можно использовать для танцев или показательных выступлений. Слева, под самым потолком, на балкончике расположился небольшой оркестр.

Дринтаэцель поднялся со своего места, обошёл стол и отправился им навстречу. Альтариэн снова подал Ире руку и медленно стал спускаться с лестницы.

Сегодня и герцог, и барон превзошли сами себя. Несмотря на вроде бы радостный повод для мероприятия, оба выбрали своим цветом на этот вечер чёрный. Но какой! Каю, который и так не вылезал из мрачных нарядов, сменил практичную походную ткань на дорогой бархат с бордовой отделкой и мелкими завитками золотой канители. Толстый плащ с мехом добавлял ему важности, а походке тяжести. Чисто выбритое лицо смотрелось непривычно после дорожной щетины, сразу сбрасывая ему без малого пять лет. Верный солдатский меч в удобных ножнах заменило массивное церемониальное оружие, отделанное драгоценными камнями по самый кончик рукояти. Вес камушков и прочих декоративностей не уступал весу самого оружия. Чёрная, смазанная до зеркального эффекта кожа высоких сапог, крупный драгоценный медальон на массивной цепи из начищенного до сияния металла и прочие знаки отличия вокруг обеих ключиц. Рядом с Ирой, по левую руку шёл не один из лидеров разношёрстной команды, а голос короля амелуту.

Альтариэн же… Его преображение Ира сравнила с вышивкой. Роскошной вышивкой, на которую потратили не один год, но чуть примятой, с торчащими во все стороны нитками по краям канвы и узелками на обратной стороне. И вот эту изящную тряпочку натянули, вставили в дорогую раму, прикрыли лучшим музейным стеклом и подсветили лампочкой. Вышитое полотно превратилось в картину, от которой не хотелось отводить взгляда.

Герцог где-то успел раздобыть роскошный выглаженный и отпаренный до последней складки чёрный камзол с затейливо украшенными обшлагами, золотыми петлями и всё той же дорогущей вышивкой. Волосы Альтариэна сегодня поднимали вверх невидимые заколки, создававшие высокий хвост с затейливыми переплетениями, а металлический зажим в совершенно мужском стиле удерживал тяжёлую копну на отведённом ей месте. Завершающим штрихом стала изящная диадема, символ власти регента.

За ними шли дайна-ви. Так и не сменившие походных камзолов, но потратившие несколько часов на чистку, стирку и штопку, они выглядели серым пятном в разноцветье окружающего блеска. Но пятно это смотрелось строго, стильно и элегантно.

Сейчас, когда каждый в зале изучал чужаков и нарушителей привычного хода вещей, Ира чувствовала себя так, будто она Золушка, идущая под руку с принцем. Только в мыслях никак не могут успокоиться тараканы и решить, что же она забыла: чечевицу перебрать или кофе намолоть. Она практически цеплялась за руку герцога, чтобы не упасть с широких и непривычно низких ступеней.

Альтариэн и Каю успешно перетягивали на себя внимание, создавая эффект стены, благодаря чему ей удалось выровнять дыхание и поверить, пусть и ненадолго, что ничего страшного на этом приёме не случится. Она пока не смела употреблять громкие слова. Но рядом были те, кто не хотел давать её в обиду. Причины далеко не всех ей были так открыты и понятны, как долг за жизнь дайна-ви или чувства Лэтте-ри, но почему-то в тёмный умысел не верилось ещё со времён Каро-Эль-Тана.

И где-то там, на парапете крыши дворца, сидел Варн. Не так уж и далеко улетел, как думала Ира, чувствуя его мрачное настроение. Он там. На крыше. И прилетит, если она позовёт.

Барон перед самым выходом проинструктировал, что на пиршестве ей, как почётной гостье, придётся сидеть за одним столом со ставленником и другими влиятельными людьми. Прочие члены отряда должны занять место согласно своему рангу, а дайна-ви — посольский стол, специально предназначенный для переговорщиков.

Состав пиршественной залы был ожидаем — амелуту и эйуна. На вопрос, будут ли на празднике представители других рас, барон ответил отрицательно. Существа со звериной ипостасью подобными мероприятиями не интересовались, или, если говорить точнее — не понимали, будучи далёкими от политики. Инакомыслящие — а к ним Каю относил всех, кто не поклонялся Сёстрам, то есть сквирри и, как внезапно выяснилось, ведьм, — не интересовались судьбой Низин, ведя обособленный образ жизни. Влари были исключением из этого правила. В Карраже царствовал их закон, потому приглашение обязательно посылалось. А вот прийти или нет — решали сами подгорные жители. Для них на краю стола отводились почётные места без намёка на стулья. Авери, как голос воли народа харасса, не покидавшего гор, тоже всегда получали приглашение, если оказывались в городе. Но так же, как и влари, имели право не прийти. Авери пользовались глубоким уважением жителей Низин, даже амелуту, несмотря на историю с проклятьем. Причина крылась в глубочайшем почитании этим народом закона гостеприимства и помощи любому попавшему в беду в Лакских горах. Да и «крышу» их тоже уважали. Хотя в данном случае между страхом и уважением легко ставился знак равенства.

Хозяином праздника был ставленник, а иногда и ставленница. Помощником или помощницей по старой традиции становился представитель народа Низин,