Из моего желудка сквозь углекислую атмосферу поднялся воздушный шар и подплыл к гортани. Я сделала несколько сильных глотательных движений, надеясь затолкать его вниз, но безуспешно. Почувствовала, как этот шар лопнул и выпустил горячий воздух в рот. Вот только это был не воздух. Это был пережеванный хлеб с острым мясным фаршем, который при подъеме стал еще более жгучим, чем был на пути вниз. У меня едва хватило времени, чтобы осознать волну докрасна раскаленного жара, которым мгновенно пыхнуло мое лицо, и коричнево-оранжевую кучку, оказавшуюся на полу как раз перед тем, как двери звякнули во второй раз, объявляя о неминуемом закрытии. Я перепрыгнула через нее и вышла на перрон, избегая взглядов других пассажиров, слишком остро осознавая, какие запахи оставила за своей спиной. Потом, уже на платформе, еще один воздушный шар всплыл из моего желудка и разорвался во рту. Я оставляла кучку за кучкой, пока шла по станции и по тротуару – своеобразный след из хлебных крошек, который вился за мной всю дорогу до дома.

Очень скоро мне стало казаться, что эти шары вздуваются в моем животе постоянно, только и дожидаясь возможности лопнуть. Они были там даже тогда, когда мы с классом поехали на экскурсию к Бруклинскому мосту. Я чувствовала, как они формируются, когда мы с Кристиной шли по Сентр-стрит мимо красивых помпезных зданий, к входным дверям которых вели длинные лестницы. Мы были почти в самом начале цепочки, которую образовал наш класс, и Кристина доводила меня до ручки. Мы с ней крепко сдружились, потому что меня привлекали ее открытость и улыбчивость и еще потому что она была очень красивой и тоненькой, с большими яркими глазами и идеально симметричным лицом. У нее не было ни одного из тех физических недостатков, которые видели во мне Ма-Ма и Ба-Ба, но благодаря мягкости своего характера она иногда спускала мне с рук злые слова и поступки вроде тех, которые допускали по отношению ко мне родители.

В тот день Кристина всю дорогу до моста не могла нахвалиться на свои новые кроссовки.

– Посмотри, какие они яркие и беленькие! Я буду стараться, чтобы они всегда оставались такими.

Я игнорировала ее восторги, но втайне поджимала пальцы на ногах. Была ранняя весна, и мои кроссовки, купленные на этот год, доживали свой век. Ногти уже протерли глубокие выемки в слоях ткани, поэтому у меня появилась привычка поджимать пальцы, чтобы не дать дырам прорваться насквозь.

Из-за этого мой шаг замедлялся, и когда мы вышли на мост, остальные одноклассники сперва догнали нас, а потом и перегнали. В ходе экскурсии планировалось перейти на бруклинскую сторону моста, потом развернуться и пойти обратно.

Экскурсия была бесплатной, и это обстоятельство несказанно меня радовало. Чуть позже мы должны были поехать всем классом в дорогой кинотеатр Линкольн-Центра, чтобы посмотреть «Мулан», первый для меня диснеевский мультик. Но на эту экскурсию мистер Кейн собрал со всех нас деньги, и немало. Она обошлась Ма-Ма и Ба-Ба в сумму, которой хватило бы, чтобы прокормить нашу семью несколько дней. Но даже этого оказалось недостаточно, потому что мистер Кейн велел нам принести еще денег в тот день, на который был запланировал поход в кинотеатр, чтобы мы могли купить попкорн; это предложение вызвало бурю восторга у моих одноклассников. Я еще ни разу не была в кино в Америке и не понимала, почему все так разволновались из-за попкорна. В Китае мы в кино лузгали подсолнечные семечки, треск становился своего рода саундтреком к фильму, полы постепенно покрывались ковром из пустой, выеденной шелухи.

Когда мы ходили на экскурсию по Бруклинскому мосту, ту самую, бесплатную, наш класс змейкой следовал по Нижнему Манхэттену, и как раз перед тем, как поравняться со зданиями судов, мы неожиданно разминулись на улице с Ба-Ба. Похоже, Ба-Ба только что вышел из какого‑то из этих коричневых правительственных зданий, от которых всегда велел мне держаться подальше. Он был один, очень щегольски одетый, в сорочке, костюмных брюках и сверкающих туфлях с тонкими шнурками.

Я не представляла, что он там делал, но подбежала, чтобы обнять его. Он приветственно помахал мистеру Кейну. Они уже встречались прежде на родительских собраниях, где мистер Кейн говорил Ба-Ба, что я старательная ученица, но мне надо меньше стесняться и чаще менять одежду.

Я всем сердцем порадовалась, что Ба-Ба был хорошо одет, когда мы с ним столкнулись. И пыталась не думать о том, что он забыл в этих правительственных зданиях.

И вот после этой встречи во мне сформировались воздушные шары. Они медленно надувались, оставаясь самую малость выше волн желудочного моря. Я даже не замечала, что они взлетают, пока они не протолкнулись сквозь врата моей глотки. Вместо некрасивых слов из нее вылетела некрасивая пища: очередной школьный обед, на этот раз чикен-наггетс, лавиной вырвался из моего пищевода прямиком на новехонькие кроссовки Кристины.

– Мои кроссовки! – взорвалась криком Кристина, но я не успела сгореть со стыда, потому что она сразу начала давиться рвотными позывами. Через пару минут к ней в этом деле присоединилась пара других одноклассников, и мистеру Кейну пришлось вернуться на несколько шагов назад, чтобы обнаружить, что все мы сгрудились вместе вокруг кучки моей рвоты, тяжело дыша.

– Какого дьявола здесь случилось?!

Лучшей чертой мистера Кейна было то, что иногда он забывал, что ему не полагается ругаться в нашем присутствии.

– Рвота… – тяжелые всхлипы приглушали слова Кристины. К этому моменту она закрыла лицо ладонями. – Меня от нее тошнит!

Мистер Кейн погнал всех нас прочь от этого места, в обратный путь по мосту. Пока мы ковыляли к Манхэттену, наши спазмы немного утихли. Я молча боролась с остаточными волнами тошноты. К тому времени как мы сошли с моста, я чувствовала себя почти нормально, радуясь, что меня больше не рвет. Но по мере того как тошнота уходила, усиливался стыд. Я едва не заставила весь класс блевать на Бруклинском мосту! И из-за меня мы так и не увидели его бруклинскую сторону. Я думала об этом весь путь до школы, избегая чужих взглядов и не поднимая глаз от земли. Кристина трусила рядом со мной, ее кроссовки то и дело попадали в поле моего зрения. Все время, оставшееся от экскурсии, я видела только серый тротуар, однообразие которого нарушала лишь белизна Кристининых кроссовок, теперь запятнанных бурыми кляксами и оранжевыми сгустками, этим граффити человеческого тела.

Глава 21

Джули

Я стала хронической лгуньей. Альтернативные жизни вылетали из моего