Как обычно, не утруждая себя нормами вежливости, она вышла из кабинета. Психоаналитик закрыл за ней дверь.

– Я не согласен с вашей сестрой, фройляйн, – с улыбкой сказал он. – Я думаю, что найду вас не менее интересной, чем она, даже если вы, как она утверждает, нормальны до тоски. Меня ведь интересуют не только душевные болезни. Предмет моего изучения – человеческая психика во всех ее формах и проявлениях. – Его улыбка, прикрытая бородкой, казалась немного пугающей. Не то чтобы недоброй, нет, но в выражении его лица чувствовалось что-то страстное, напряженное, словно он пытается заглянуть человеку прямо в голову, а может, в душу. Мэри это действовало на нервы.

– Понимаю, – сказала Мэри, хотя ничего не поняла. – Но о чем же вы хотите поговорить со мной? Вы согласны нам помочь? Миссис Нортон сказала, что согласны.

– Прежде всего сядьте, пожалуйста. Обсудим для начала практические вопросы. Я уже вижу, что вы весьма практичная юная дама – это восхитительное качество. А затем, если не возражаете, я хотел бы задать вам несколько вопросов.

Мэри села на кушетку, потому что больше было некуда, а сам доктор Фрейд устроился в куда менее удобном кресле на колесиках.

– Ваша сестра – безусловно, интересный случай, – начал он. Мэри показалось, что он нахмурился, и она насторожилась – что такое Диана опять натворила? Это она рассердила его? Но тут же поняла – нет. Он просто морщит лоб в задумчивости, и только густая борода и брови придают ему такой грозный вид. Прежде чем продолжить разговор, он погасил окурок сигары в пепельнице.

– Убедить администрацию лечебницы в том, что она душевнобольная, будет нетрудно. Она импульсивна, иррациональна. Она употребляет совершенно недопустимые выражения. Она показала мне порезы, которые нанесла сама себе. И все же, фройляйн, я не верю, что она действительно сумасшедшая. Нельзя сказать, что она нормальна, – нет, конечно. Но она, по всей видимости, не страдает от своих особенностей. Кошмарные сны не вызывают у нее тревожности – напротив, они ей даже нравятся. Она без колебаний выражает любые свои желания и мысли и ничуть в этом не раскаивается. Она не чувствует потребности соответствовать ожиданиям общества, и это несоответствие ее ни в малейшей степени не беспокоит. Более того – если верить ее же словам, такой образ мышления и поведения даже дает ей определенные преимущества. Разумеется, она лгала мне – это тоже вполне в ее натуре. Но я льщу себя мыслью, что могу отличить правду от намеренного притворства. Из беседы с мисс Хайд у меня сложилось впечатление, что она весьма и весьма уравновешенна, все ее поступки логичны и объяснимы, и, будь наше общество устроено иначе, ее никто не стал бы за них винить. Я бы сказал, что корень проблемы лежит скорее в обществе, нежели в вашей сестре.

– Но мы живем в этом обществе, а не в каком-то другом, – сказала Мэри. – Его правила и обычаи имеют под собой определенную почву. Это основа жизни в цивилизованном мире, основа общественного договора. Благодаря им мы можем взаимодействовать как существа общественные. А Диана – вы меня простите, доктор Фрейд, но она просто заноза в заднице.

Диана: – Ты сказала «задница»!

Жюстина: – Ты и в самом деле употребила слово «задница» в разговоре с доктором Фрейдом?

Мэри: – Ну, гордиться тут нечем, но да, употребила.

Диана: – Мэри сказала «задница»! Мэри сказала «задница» самому великому доктору Фрейду!

Мэри: – И теперь, вспоминая об этом, думаю, что была совершенно права.

– Я в этом не сомневаюсь, – сказал Фрейд. – Но я также уверен, что она не страдает ни истерией, ни нервными расстройствами, ни неврастенией. Нарциссизм – да, присутствует. Но без всякой социопатологии. К примеру, она любит вас, сколько бы ни утверждала обратное. Но вы, очевидно, слишком не сходитесь в темпераментах. И фамилия у вас другая. У вас разные отцы?

– Матери разные, – сказала Мэри. – А мой отец… можно сказать, что в браке с моей матерью он жил под другой личиной. Словно становился другим человеком.

– Понимаю, – сказал Фрейд и откинулся на спинку кресла. – Мне приходилось слышать о таких случаях – респектабельный джентльмен ведет двойную жизнь, имеет даже два разных дома и две семьи. Я наслышан о вашем отце, фройляйн. Его считали выдающимся специалистом в своей области, хотя и несколько неортодоксальным. Но человек, какова бы ни была его профессиональная репутация, все равно остается человеком – ему свойственно ошибаться, как и всем нам. Более того – чем выше он поднимает голову в обществе, тем ниже может пасть в своей тайной жизни, словно психика пытается достичь своего рода баланса, равновесия. Я давно думал о том, что человеческое сознание – это поле битвы, войны между самыми высокими и самыми низкими побуждениями в человеке, самыми цивилизованными и самыми примитивными. В каждом из нас живет первобытное дитя, которое жаждет только любви, еды, исполнения всех желаний. Оно действует под влиянием какой-то потребности, гнева, сиюминутного импульса.

– Да это же совершенно точный портрет Дианы! – сказала Мэри.

– И в каждом из нас живет взрослый, который понимает, что нельзя поддаваться этим импульсам, – сказал Фрейд. – К примеру, вы, фройляйн, кажетесь мне великолепным образцом подобной сдержанности, хотя ваша сестра описала ее в несколько иных выражениях.

Диана: – Я сказала, что у тебя кочерга в заднице!

Мэри: – Тебе просто хотелось лишний раз сказать слово «задница», так?

– Да, – ответила Мэри, словно оправдываясь, – на мне с детства лежала большая ответственность. Когда моя мать сошла с ума, мне пришлось вести хозяйство – оплачивать счета, заботиться о людях, которые от меня зависели. Как же тут станешь делать и говорить все, что вздумается? Нужно было выполнять свои обязанности, свой долг…

– Да, ваша сестра рассказала мне о болезни вашей матери, и она меня чрезвычайно заинтересовала. А она… я имею в виду вашу сестру – она тоже входит в категорию ваших обязанностей?

– К несчастью! – Это вырвалось у Мэри с несколько излишней горячностью, но это же правда, разве нет? – Она как раз и есть самая…

– Тогда отчего вам не хочется, чтобы она отправлялась в Кранкенхаус Марии-Терезы?

Он снова подался вперед, уперев локти в колени, и смотрел на нее пронзительным взглядом.

– Потому что она моя сестра, и мой долг о ней заботиться.

Это же очевидно. Почему он задает такие вопросы? При чем здесь ее чувства, ведь они не имеют никакого значения. Она несет ответственность за Диану, нравится ей это или нет.

Фрейд улыбнулся и откинулся назад.

– О, фройляйн, вы недоумеваете, зачем я расспрашиваю вас в такой неприятной, невежливой манере, верно? Но я пришел к убеждению, что в поисках истины о человеческой психологии вежливостью приходится жертвовать. Часто это раздражает пациентов.

Но она же не его пациентка?

– Разумеется, я не употребляла бы таких выражений, если бы вы не начали расспрашивать… – начала Мэри.