– А я не хочу, чтобы ты ложился на полу.

Я тяну его за рукав толстовки, медлю секунду, будто зависнув над краем пропасти перед прыжком, а потом целую в губы. Не то ощущение, как тогда вечером, но мне кажется, что я уже начала различать, когда меня любят, а когда просто хотят. Оказывается, есть разница, и огромная.

А он зарывается лицом в мои волосы, целует шею, плечи, шепчет на ухо:

– Я не знаю, что будет дальше, не хочу знать.

Но сейчас просто позволь этому быть.

И тьма смыкается над нами.

* * *

Утром, в начале восьмого, меня будит звонок Хэйни. Она успевает набрать мой номер раз пять, пока я ищу в постели телефон, перелезаю через спящего Ливня и шлепаю в гориллотапках на кухню. Голос у сестры встревоженный:

– Сэйнн, привет! Я только что звонила маме, она в слезах, но ничего толком не говорит, сказала только, что ты приходила. Что там у вас опять случилось?

– Э-э-э… Ничего. Как обычно. Я заходила… вернуть кое-какие вещи и, наверное, этим напомнила ей, что существую, и она расстроилась. – Я кладу телефон на стол и включаю громкую связь. Вынимаю из кофеварки фильтр и вытряхиваю гущу в ведро для биоотходов. – Но ничего, это скоро пройдет.

– Ты думаешь? Она там чуть не на грани инфаркта, сказала, что ты ей теперь не дочь… и все такое.

– Угу. В общем, ничего нового. – Я засыпаю новую порцию кофе, проверяю, достаточно ли воды. – Ты сама знаешь – она от меня отрекается на всю жизнь примерно раз в полгода. Надеюсь, в этот раз ее на дольше хватит.

Хэйни часто говорит, что ей больно оттого, что мама так ко мне относится. Это еще один пример того, как чувства одних людей мешают другим жить. Сестра вздыхает:

– И она все еще уговаривает меня не ехать на конференцию.

В трубке слышится гул университетского кампуса – голоса студентов, велосипедные звонки и шаги Хэйни по усыпанной гравием дорожке.

– На какую конференцию? – спрашиваю я, занятая кофе и потерявшая нить разговора. И, хотя мы говорим без видео, я хорошо представляю, как сестра закатывает глаза.

– Я тебе сто раз про нее рассказывала, ты вообще слушала?! Конференция по медицинской этике, международное событие…

– Прости, научные тусовки – это не мое. Так это та, которая будет проходить в конгрессцентре? И ты тоже участвуешь?

– Да, это она. В каком смысле «тоже»?

– Мой новый ментор. Доктор-реаниматолог, харизматичный, наглый итальянец, выглядит как голливудский мафиози, готовит как бог. Как раз познакомитесь, он тебе понравится.

– Ого, заинтересовала. Как его зовут?

– Анджело Асиано.

– Шутишь?!

– Какие тут шутки, – вздыхаю я. – Увы, мне не удалось пока от него отделаться.

– Так он и есть твой ментор? Тот самый Асиано, который работал в горячих точках? Который был в репортаже National Geographic?

– Я такое не смотрю. Но, может быть, он что-то такое рассказывал, что работал в разных странах… Слушай, так ты что, его знаешь?

– Да я… – Хэйни даже задыхается от волнения. – Я прочитала все его статьи и все материалы о нем. А когда узнала, что он приедет на конференцию, тоже сразу подала заявку, думала, может, удастся познакомиться. Я тебе о нем рассказывала, когда ты была в Риме. Помнишь?

– Нет.

– Ну Сэйнн! Ты просто не слушала, как всегда. У него основная специальность – медицина катастроф. Он же герой. Он практически Индиана Джонс!

– Точно. Кнута и шляпы только не хватает. И чего вы его все так любите? Ливень к нему прямо прилип, даже доклад послушать напросился. И как вы, светлячки, так теряете голову от первого встречного?

– Ну спасибо!

– Не обижайся. Кстати… – Я наконец просыпаюсь окончательно и вспоминаю, зачем собиралась ей позвонить. – Хэйни, у меня есть к тебе просьба.

– Оу! Что я такого могу сделать, чего не может наследница богини? Говори.

– Я привезу тебе одно вещество, чтобы ты выяснила, что это. У тебя же есть личный доступ в лабораторию?

– Да… э-э-э… Сэйнн, а что за вещество? Если это наркота какая-нибудь…

– О нет, вряд ли. И ты же не продавать его будешь, а просто сделаешь анализ, хотя бы самый базовый. Мне правда очень, очень нужно.

Пауза. Потом Хэйни спрашивает:

– Я правильно понимаю, о чем речь?

– Думаю, да.

В динамике слышится напряженное сопение – сестра борется со своей совестью и с любопытством, и любопытство явно побеждает. Наконец она говорит:

– Ладно, привози. Только лучше до обеда, я тут в это время одна, и у меня еще работы навалом.

– Уже еду. Ты золото!

– Угу. Если меня за это выгонят, будешь платить мне пособие по безработице. Все, пока. Набери, когда будешь в кампусе.

Ливень еще спит – на животе, обняв подушку, спутанные пряди почти закрывают лицо. Я останавливаюсь на пороге комнаты, на секунду представив, что так было бы каждое утро. Вот я бужу его, ищу зарядку для телефона, бросаю в сумку наушники и проездной, жую бутерброд – тостовый хлеб, масло, шоколадная крошка, и, пожалуйста, купи сегодня горький шоколад вместо молочного, он не такой приторный, от этого аж зубы сводит. Будешь кофе? Вставай, а то остынет, вечно ты пьешь чуть теплый, меня от такого тошнит. А Ливень жмурится сонно, как котенок, которого принесли в теплый дом с холодной улицы, сидит на краю кровати – одеяло со странным принтом поверх голых плеч, босые ноги на пушистом ковре, на полу разбросаны фломастеры…

Копики, да, я помню, они называются копики, – семь евро за штуку, с ума сойти, в моем детстве пачка из двадцати четырех цветов стоила в Jumbo[31] три пятьдесят, но мне ее не покупали. Вот мы сидим в маленькой кухне, на холодильнике прикреплена магнитом фотолента из автомата в римском аэропорту – летали в отпуск, кривлялись в камеру, от вспышки у нас у обоих острые скулы и блестящие, как в лихорадке, глаза – дурацкая идея, не люблю фотографироваться, но надо было убить время в ожидании рейса. На столе одинаковые чашки из IKEA, на двери календарь с видами природы и днями рождения всех знакомых. И целый долгий день впереди в рутинных заботах, за которым настанет вечер.

И мы снова сойдемся под крышей съемной квартиры на окраине города: он, солнечный мальчик в стране бесконечных дождей, и я, девочка с темным сердцем, в котором тонет, как в глубоком колодце, самый яркий свет.

Я встряхиваю головой, прогоняя видения. Они такие живые, что мне на секунду кажется – Ливень подсмотрел их. Но он по-прежнему спит, когда я собираю свои вещи, проверяю в рюкзаке ампулу и выхожу из дома. Через пару часов я ныряю в пеструю толпу студентов рядом с кампусом VU Amsterdam, и в городе все еще утро – хмурое, прохладное, пахнущее той особой свежестью, какая бывает только у моря. Белые флаги с голубым грифоном хлопают на сыром ветру, над Амстердамом кружат чайки. Как будто это не город, а тонущий в битве корабль и они предвкушают добычу.