– То есть моя сестра и Ливень тоже могли бы делиться со мной светом таким образом? Почему тогда Хэйни не…

– Нет, – прерывает меня Асиано. – Те, кто испытывает к дискорду сильные чувства, не должны этого делать. Иначе они могут отдать слишком много. Отдать всю свою силу, и тогда их собственное сердце остановится.

Если верить ему – допустим на минуту, что он говорит правду, – значит…

– Значит, если кто-то добровольно отдаст свою жизнь, он может сделать из дискорда человека? То есть легенда об Элизе Черное Сердце – это правда? И… Герцен удалось это повторить?

Асиано отвечает не сразу, он выбирает слова, будто идет по краю скалы над пропастью:

– Легенда – она и есть легенда, Сэйнн. Она неоднозначна и не доказана, иначе называлась бы фактами. Но Сара верила, что какая-то возможность все-таки есть, раз появилась такая история. На самом деле случаев обращения дискорда в человека описано несколько, но ни об одном ничего достоверно не известно. Сара изучала этот вопрос, хотя ее коллеги, в том числе я, говорили, что она только зря тратит время, что это все равно что пытаться оживить каменную статую – романтичная идея, но далекая от реальности. Когда Сара узнала, что у тебя уже начали проявляться воспоминания твоего отца, часть той тьмы, которая в тебе от него, она поняла, что рано или поздно звартхарты тебя найдут. И они нашли, но кое-что она все-таки успела тебе отдать.

– Успела отдать мне… Свою жизнь?

– Да. Но, как видишь, ее хватило только на то, чтобы сделать тебя человеком на пару дней. Возможно, просто потому, что Сара уже была слишком ослаблена. Я надеялся, что ее смерть хотя бы не будет напрасной, но, как видишь, эффект оказался временным. Наверное, просто чужой свет не может в вас прижиться. Кстати, ведь неизвестно, что было дальше с Элизой. Вполне возможно, что не успели еще похоронить несчастного юношу, как все вернулось на круги своя. После того, что я наблюдал с тобой, я склоняюсь именно к этому варианту.

Я не возражаю. Я уже поняла, что свет Герцен что-то во мне изменил, иначе Ливня бы не было рядом. Но я не собираюсь об этом говорить – иначе Асиано уцепится за эту возможность, а вместо этого спрашиваю:

– Но вы все равно рассчитываете, что эликсир остановит обращенных дискордов?

– Я не знаю, Сэйнн. Я и в обычной своей работе никогда не знаю, поможет ли лекарство, даже если оно всегда помогало. Могу рассчитывать, надеяться, но знать – никогда. Даже если чужой свет не сделает вас людьми, но не даст стать чудовищами, уменьшит количество жертв – это уже очень много. Если бы мы всегда рассчитывали на стопроцентный эффект без побочных действий, человечество не получило бы ни одного важного медикамента, ни одной вакцины или операции. Медицина, как доказательная, так и альтернативная, – это мир компромиссов, видишь ли…

Опять философия. Я нетерпеливо перебиваю:

– Понятно. Вижу, к конференции вы подготовились хорошо, ваши слушатели оценят. Давайте ближе к делу. Вы знали, что Риккардо дель Оро был моим отцом? Герцен говорила вам?

По его взгляду я сразу понимаю – он знал. Асиано кивает:

– Да. Но я думал, что его история закончилась на вилле «Магнолия». Видимо, нет.

– Потому что погибли не все? Кто такая Мария Росси? Я не верю, что вы не знаете.

Асиано снова как-то странно на меня смотрит, как тогда, при первом нашем разговоре о ней, и я снова не улавливаю его настроения. Похоже, что он… смеется надо мной?

– Мария Росси тут ни при чем, но, если хочешь, мы поговорим о ней после конференции. Поверь, сейчас это не так важно, куда важнее то, что тебе нельзя быть на виду. Будет лучше, если ты некоторое время проведешь в каком-нибудь подходящем месте.

– Например?

– В Альпах есть один хороший центр…

– Центр чего?

– Восстановления душевного здоровья.

– То есть психушка?

– Нет. Пожалуйста, перестань называть такие учреждения этим словом. Это пережиток прошлого и причиняет боль тем, кому нужна помощь.

– А по-моему, психушка – она и есть психушка, нравится это ее обитателям или нет.

Асиано прикрывает глаза, стараясь погасить вспышку гнева. Это делают только лампириды и иногда обычные люди. Дискорды же, наоборот, когда злятся, смотрят прямо на жертву – так ей передается наша тьма.

– В этом центре есть разные программы. – Он говорит тихо, с бесконечным терпением, потом снова делает глубокий вдох. – В том числе для таких, как ты. Для тех, чья тьма способна отнимать жизни. Ты могла бы провести там пару месяцев, отдохнуть, пообщаться с себе подобными. Там хороший климат, прекрасная еда, экскурсии, пикники на природе…

И тут я взрываюсь:

– Пикники?! Вы что, смеетесь? Я не дам упрятать меня в дурдом. Кроме того, я ничего не сделала.

– Хорошо, позволь тебе напомнить – на прошлой неделе ты чуть не убила Лучано. И, если бы он сам не был дискордом, он бы умер. А потом ты использовала свою силу, чтобы причинить вред незнакомой девушке, которая только чудом отделалась легкими травмами. К тому же тот случай с твоей одноклассницей, Викторией, наводит на мысли о том, что…

– Ох, подумаешь! Вам просто нужен повод, чтобы упрятать меня в палату без окон с войлочными стенами. Вы просто боитесь. А если вы так боитесь, то не надо было соглашаться на просьбу Сары. Она знала, с кем имеет дело. А вот вы, по-моему, все еще не поняли. Я не человек. Я монстр.

– Ты не монстр, Сэйнн. Ты хотела бы казаться монстром, но ты просто маленькая одинокая девочка, которая не знает, что ей делать.

– Ну почему же. Знаю.

Асиано не успевает ничего спросить, когда я поднимаю руку, в которой все еще держу ампулу, и разжимаю пальцы. Она падает, сверкая в рассеянных лучах дневного света, потом еще секунда – и тончайшее стекло разбирается о серый ламинат, капли золота летят во все стороны, как искры от костра, и так же быстро гаснут.

Наверное, еще можно все решить мирно. Попросить прощения, попробовать договориться или в крайнем случае просто пообещать, что буду вести себя хорошо, и улизнуть по-тихому. Но я уже не вижу в этом смысла. И говорю:

– Теперь я понимаю отца, моего настоящего отца. Да, его поступок был диким даже для нас, но он, по крайней мере, остался верным своей природе, остался собой. И я останусь. Даже если мне ради этого придется умереть.

Я уже распахиваю дверь в коридор, когда Асиано говорит:

– Сэйнн, ты погибнешь. Ты совершаешь ту же ошибку, что и твой отец. Риккардо тоже воображал себя свободным и всесильным, он считал, что тьма защитит его. Но что-то пошло не так…

На пороге я оборачиваюсь. Если бы взгляды можно было метать, как ножи, я бы убила Асиано.

– Это потому, что он не прикончил ту врачиху, кто бы она ни была. А жаль.

И ухожу. Он не пытается меня остановить.