Хан, проанализировав ситуацию и убедившись, что в районе Серпухова переправиться не выйдет — русская оборона здесь была слишком прочна, а Воротынский, несмотря на угрозу с флангов, пока не собирался оставлять свои позиции, решил снова изменить свой план. В ночь на понедельник 28 июля Девлет-Гирей с главными силами скорым маршем перешел на Сенькин «перевоз» и к утру переправился здесь на левый берег Оки. Для того, чтобы как можно дольше держать Воротынского в неведении относительно своих планов, хан «на том месте (т.е. на правом берегу Оки под Серпуховом. — П.В.) оставил тотар тысечи з две, а велел им противитца, покаместа он Оку реку перелезет…» Видимо, здесь же был оставлен и ханский кош, и вагенбург, и артиллерия — они только мешали бы стремительным действиям крымского «царя» и его войска, а заодно и создавали бы видимость того, что главные силы татар по-прежнему стоят под Серпуховом.

Видимо, еще во время переправы главных сил татарского войска на левый берег Оки Девлет-Гирей отдал приказ Тягриберди-мурзе и его ногайцам выдвинуться к северу и отрезать русское войско под Серпуховом от Москвы («…в понедельник в 28 день пришел Теребердий-мурза под Москву, отнял круг Москвы все дороги, а не воевал и не жег…»). Скорее всего, ногаи начали продвигаться на север рано утром, около 6 часов, и, двигаясь скорым маршем, во 2-й половине дня, преодолев порядка 70—80 км, вышли к Пахре, переправились через нее в районе нынешнего Подольска и рассыпались вокруг русской столицы, прервав сообщение с русским войском и южными городами. Спустя несколько часов после этого, когда завершилась переправа всей татарской армии, к Москве двинулся и сам хан. Сражение вступило в завершающую стадию.

О переправе главных сил татарского войска на левый берег Оки в штабе русской рати узнали утром 28 июля. Дальше удерживать позиции на Оке смысла не было, и Воротынский отдал приказ об общем отступлении к северу, к столице, вслед за ханом. Согласно Московскому летописцу, на военном совете Воротынский заявил воеводам, раскрывая суть своего замысла: «Так царю страшнее, что идем за ним в тыл, и он Москвы оберегаетца, а нас страшитца. А от века полки полков не уганяют; пришлет на нас царь посылку, и мы им сильны будем, что остановимся; а пойдет всеми людьми, и полки их будут истомны, вскоре нас не столкнут, а мы станем в обозе безстрашно». Пискаревский же летописец сообщает еще одну весьма интересную подробность этого отступления — воеводы «пошли к Москве розными дорогами (выделено мной. — П.В.) и с обозом…»

Мы отнюдь не случайно выделили именно это место в летописи — на ум сразу пришел знаменитый принцип, сформулированный Г. Мольтке-старшим «Врозь идти — вместе драться». И для того, чтобы этот принцип мог быть реализован на практике, необходимо заранее обговорить с воеводами возможные варианты действий и наметить позиции, где должна была состояться встреча полков. Как писал тот же Мольтке, «… всегда опасно заменять заранее составленный и подготовленный план новым, неподготовленным. На основании слухов и неопределенных сведений нельзя было совершенно изменить маршрут. Вследствие этого должны были возникнуть разного рода затруднения; распоряжения, касающиеся подвоза жизненных припасов и запасных войск, приходилось видоизменять, а бесцельные марши могли подорвать доверие войск к начальникам». По этой причине мы не можем согласиться с мнением В.В. Каргалова, который представил дело таким образом, что действия татар для Воротынского оказались неожиданными и воеводе пришлось спешно пересматривать весь план войны. Подчеркнем еще раз — по нашему мнению, М.И. Воротынский (и в этом мы согласны с Д.М. Володихиным) не похож на военачальника, способного к быстрой и яркой импровизации, и потому, скорее всего, такой вариант действий был заранее рассмотрен князем и обговорен с другими воеводами. И когда замысел татар стал очевиден, каждый знал, что ему надлежит делать.

Двигаясь к Москве, русские полки «пришли за три часы до царева приходу и с обозом со всех дорог смотрением божиим вдруг на Молоди, и обоз поставили, и ров выкопали». Складывается впечатление, что позиция у Молодей была заранее осмотрена «большими» воеводами и они знали, куда и зачем ведут свои полки. В авангарде русского войска шел усиленный «немцами» Ю. Фаренсбаха передовой полк князей А.П. Хованского и Д.И. Хворостинина, перед которым Воротынский поставил задачу атаковать арьергард неприятеля и не допустить скорого соединения главных сил Девлет-Гирея с авангардом Тягриберди.

И тут снова возникает вопрос — каковы были планы крымского «царя», на что он рассчитывал, когда после завершения переправы через Оку начал марш на север, по направлению к Москве. Общепринятое мнение заключается в том, что именно столица была главной целью его похода. С этим можно согласиться, но с одной существенной оговоркой — Москва могла стать «царским призом» (по меткому выражению Д.М. Володихина) только тогда, когда будет разгромлена русская полевая армия. Девлет-Гирей и Дивей-мурза отнюдь не были бесталанными военачальниками и не могли не понимать всей опасности выдвижения к русской столице, имея у себя на «хвосте» многочисленные русские полки, рвущиеся в бой. Потому мы считаем, что весь маневр с обходом серпуховской позиции, выдвижением ногаев к Москве и маршем ханского войска на север был задуман и осуществлен с одной целью — выманить русских на открытое пространство и дать им сражение в чистом поле, где должно было сказаться превосходство татар в коннице и численности. И, во всяком случае, это были не Молоди — рельеф местности здесь явно не благоприятствовал действиям многочисленной татарской конницы.

Но вернемся обратно к стремительно развивавшимся южнее Москвы событиям. Передовой полк отлично выполнил свою задачу (примечательно, что в ряде источников о Хованском не сказано ни слова, а главным героем «потехи» представлен Д.И. Хворостинин). Он «…пришел на крымской на сторожевой полк, да с ними учял дело делати с немцы и с стрельцы и со многими дворяны и з детьми боярскими и з бояръскими людми, да мчял крымъской сторожевой полк до царева полку». Разрядные книги дополняют этот рассказ, указывая на место, где Хворостинин и его ратники догнали татар, разбили их и погнали к северу — «у Воскресенья на Молодех».

Узнав от беглецов о произошедшем (русские источники сообщают, что в ставку хана прискакали два его сына «и учяли говорити: “Ты, государь, идешь к Москве, а нас, государь, московьские люди созади побили”…»), хан отрядил на помощь своему «сторожевому полку» 12 тыс. ногаев и татар. С подходом подкреплений перевес оказался на стороне неприятеля, и теперь уже Хованскому и Хворостинину пришлось, как показалось татарам, поспешно отходить. Однако они заблуждались — русские за много десятилетий противостояния прекрасно освоили тактические приемы татар и не раз с успехом использовали их против них. Так получилось и в этот день. Пока ратники передового пола «мчяли» татарский арьергард до расположения главных сил неприятеля, М.И. Воротынский «с товарищи» вышел к Молодям и русские успели приготовиться к встрече незваных гостей. На вершине холма, у подножия которого находилось само село и протекала речка Рожайка, был поставлен “гуляй-город”[9], вокруг которого был выкопан ров, подготовлены позиции для наряда. Едва были закончены все приготовления, как на горизонте показались клубы пыли, из которых вылетели русские всадники, преследуемые разгоряченными татарами. Враг уже торжествовал победу, как вдруг отступавшие конные сотни передового полка, подскакав к холму, внезапно уклонились вправо. «И в те поры из-за гуляя князь Михаило Воротынской велел стрельцем ис пищалей стреляти по татарским полком, — писал летописец, — а пушкарем из большово снаряду изс пушек стреляти. И на том бою многих безчисленно нагайских и крымъских тотар побили…»