– А если общественность скажет «да»?

– Этого мы не обсуждали.

– А если «нет»?

– Этого мы тоже не обсуждали. Я взял на себя смелость отказаться от участия в телепередаче. Мне показалось, я вправе действовать от вашего имени, поскольку вы, судя по всему, уверены, что встряли в это дело по моей милости.

– А на вечеринку вы согласились?

– Я ответил, что передам вам их предложение.

– Когда сами сочтете нужным?

– Ничего этого мне не нужно. Я здесь не с некой сумасбродной миссией личного характера. Позвольте напомнить: вы сами нашли меня на кладбище и пригласили к себе домой, за что…

– Я нашел? По-моему, память вас подводит. Я исполнял обязанности сердца. У меня было на кладбище дело, а вот вы так и не объяснили, что привело вас туда.

Шейлок, который никогда прежде не снимал шляпы, снял ее и провел рукой по волосам. У него был такой вид, точно он сам готов уйти в снегопад, вне зависимости от желаний хозяина. Уйти и никогда больше не возвращаться. С меня хватит, говорило выражение его лица. С меня хватит.

Он никогда не станет мне другом, подумал Струлович. А впрочем, я тоже никогда не стану другом ему.

Однако гостеприимство заставило его вспомнить о хороших манерах.

– Извините, – сказал он. – Я благодарен вам за совет.

– Я бы не назвал это советом.

– Как ни называйте, я все равно благодарен. За внимание. За ваше время.

– Тогда вот что я думаю: вам следует принять приглашение – не ради их удовольствия, а ради собственного. Это принесет вам немало веселья…

– Веселья!

– Да, веселья, если посмотреть с нужной стороны. Воспринимайте это как очко в пользу евреев – как грандиозную брит-милу на открытом воздухе.

Снег над Элдерли-Эдж повалил сильнее. Красиво, если настроение соответствующее.

– Не холодновато ли? – спросил Струлович. – Для д’Антона, я имею в виду.

– В саду разобьют шатер. Наверняка в нем будет отопление.

– Не хотите ли сказать – раз уж вы сами назначили себя координатором, – что они готовы провести процедуру при гостях?

– Смотря что вы подразумеваете под процедурой. Если прилюдное решение спора – развязку, так сказать, справедливое распределение почестей и наказаний, посрамление виновных и оправдание невинных или же наоборот, – а мой опыт показывает, что чаще бывает как раз наоборот, – то да. Если же вы имеете в виду удаление крайней плоти, то я сильно сомневаюсь, что д’Антон согласится пройти через это на глазах у всех. Они с мадам скорее склоняются к клинике.

– Жалкий трус, – проворчал Струлович, что было равносильно принятию великодушного предложения Плюрабель по всем прочим статьям.

АКТ V

Стоит один из тех зимних дней, обычных на севере Англии, когда больше хочется умереть, чем жить. В Золотом треугольнике, образованном деревнями Уилмслоу, Моттрам-Сент-Эндрю и Элдерли-Эдж, отсутствие солнечного света чувствуется особенно остро – там в любую погоду царит грусть.

Грусть – одно из средств, к которым прибегают люди, желающие вести возвышенную жизнь и тем самым отгородиться от нелепости бытия: от несправедливости, заурядности, вечно повторяющейся жестокости.

А еще это один из тех дней, когда человек, не склонный ни к грусти, ни к оптимизму, чувствует, что солнце, быть может, когда-нибудь выглянет вновь. Не сегодня и даже не завтра, но через несколько недель или месяцев.

Плюрабель предпочла бы подождать: весной сады смотрятся гораздо выигрышнее. Однако она зависела от нетерпения Струловича. И д’Антона тоже, если уж на то пошло. Да и сама Плюри понимала: чем скорее они уладят это дело, тем лучше.

– Вставай, – велела она Барнаби, который считал, что воскресенье для того и предназначено, чтобы валяться в постели. Так как по роду деятельности от Барни всю жизнь требовалось только одно – презентабельно выглядеть, – он был уверен, что практически любое утро предназначено для того же самого, а поскольку его кудрявая голова очаровательно смотрелась на подушке у Плюри, она обычно не возражала. Однако сегодня день предстоял особый.

– Хочу кое о чем тебя попросить, – сказала Плюрабель. – Не догадываешься, о чем именно?

Барнаби почувствовал, что сил на испытания у него не осталось. Д’Антон до сих пор не раздобыл эскиз Соломона Дж. Соломона, который доказал бы Плюри, насколько высоко и насколько неординарно Барнаби ее ценит. Зато д’Антон нашел кольцо, очень похожее на потерянное, а значит, Плюри намекает на что-то другое. Накануне вечером они занимались любовью, так что на это она тоже намекать не может.

– Подсказка бы не помешала, – признался Барни, понимая, что их отношения строятся по типу теста и что Плюри, как обычно, предложит ему три варианта ответа.

– Это как-то связано с сегодняшним днем, – подсказала Плюри. – Ты ведь знаешь, сегодня очень важный день.

Барнаби приподнялся на локте и повернул к ней свой профиль. Обычно это само собой разрешало любые трудности.

– Ты хочешь, чтобы я либо встречал гостей у ворот, либо раздавал лотерейные билеты, либо бинтовал раны д’Антона, но последнего я делать не собираюсь.

Плюри покачала головой.

– Можешь либо испариться на целый день, либо испариться на целый день, либо испариться на целый день.

Барнаби игриво поинтересовался, нет ли четвертого варианта.

– Можешь испариться на целый день, – ответила Плюри и поцеловала его.

– Боишься, как бы я не потерял сознание при виде крови?

– Нет. Боюсь, как бы при виде тебя не потеряли сознание мои подружки.

– На самом деле ты хочешь отослать меня с глаз долой по какой-то другой причине, так ведь?

– Ты прав. На самом деле я хочу отослать тебя с глаз долой, потому что одно твое присутствие наводит на мысли о сексуальных удовольствиях. Ты так молод, так красив и так изнежен, что все подумают, будто мы здесь только и делаем, что предаемся плотским наслаждениям. А я не хочу создавать подобное впечатление – только не сегодня. Я грустила, пока не встретила тебя, и в интересах нашего общего дела – твоего, моего и д’Антона – должна казаться грустной сегодня.

– Хорошо, – ответил Барнаби, довольный тем, что она не упомянула имени Грейтана, – поеду в Честерский зоопарк.

Плюрабель понимала, что он обиделся, но день этот требовал жертвы от каждого.

* * *

Струлович и Шейлок тоже встали рано.

Струлович примерил несколько костюмов, все без исключения черные, и большую часть утра провел перед зеркалом. Как же следует одеться?

Наконец он обратился за советом к Шейлоку.

– Какой из этих трех галстуков кажется вам наиболее подходящим к случаю?