понесешь потери. А если конунг уйдет в Валгаллу… Все изменится. Мы с тобой сможем… э, поделить страну или созвать тинг всех свеев, чтобы они выбрали меж нами…

– Или устроить поединок за звание конунга, – так же спокойно подхватил Эйрик.

На лице его дяди радости не отразилось: поединок с племянником, вдвое моложе и заметно крупнее, находящимся в самом расцвете сил и опытным, ему добра не сулил.

Свой жребий Олав не считал особенно удачным. Ему было уже почти пятьдесят – многие умирают в таких годах, а он все еще не стал наследником своего отца. Бьёрн конунг нуждался в доверенном лице, чтобы передать ему часть обязанностей, и уже давно между ним и Олавом был заключен тайный договор: Бьёрн пообещал, что не станет посягать на жизнь сына, а тот в ответ обещал верно служить ему. Глядя на Эйрика, такого же упрямого и честолюбивого, как его дед, Олав втайне досадовал на них обоих: Бьёрн уже прожил долгий век у власти, Эйрик имел надежды его прожить, а его, Олава, жизнь прошла в попытках не стать жертвой ворожбы и уцелеть в драке между змеем и медведем.

– Мы сможем найти какой-то выход, не позоря свой род распрей, – закончил он.

Быть посредником в этой распре ему порядком надоело. Лучше бы они просто взяли да истребили друг друга, порой думал он с досадой.

– Я посоветуюсь с дружиной, – сказал Эйрик. – Подожди, к вечеру я дам тебе ответ.

Веря в свою удачу, Эйрик мог бы пренебречь возможными потерями и попытаться покончить с дедом, пока тот слаб. Но кое-что его смущало. Уже дважды во сне он переносился к корням Ясеня. Дважды нежный женский голос, похожий на шепот ручья, окликал его из-за спины по имени, но Эйрику еще не удалось увидеть ту, что его звала. Это тоже был знак, и не стоило отвергать его.

Ближе к вечеру, поговорив с Торберном и дружиной, Эйрик послал за Олавом.

– Я готов обождать, пока норны решат участь Бьёрна. На это время я останусь здесь, на Ольховом острове, и вы не должны нарушать перемирия, не уведомив меня об этом.

– Я знал, что ты разумный человек, – с облегчением сказал Олав. – Не спеши, может быть, мы еще обойдемся без кровопролития.

На этом они разошлись, каждый к своей дружине, и Олав немедленно отплыл во внутренние воды, на запад. Люди Эйрика заняли Ольховый остров, а сам он поместился в единственной здешней приличной усадьбе. Тут нашлись запасы пива, приготовленного к уже близкому празднику Середины Лета, и дружина устроилась довольно неплохо.

– Думаю, Олаву не очень-то хочется сражаться, – говорил Альрек, брат Эйрика. – Бьёрн сам давно не ходит в битвы, посылает Олава, а тот думает, что не очень-то приятно умереть за власть своего отца, которую не сможешь унаследовать! Потому что старик никогда не умрет. Олава он точно переживет, вот увидишь!

Альрек, второй сын Алов, был на два года моложе Эйрика; такой же рыжеволосый, с золотистой бородкой, он имел более продолговатое лицо и более яркие глаза, скорее голубые, чем серые.

– Если Олав умрет раньше своего отца, то наш конунг останется единственным наследником, а значит, Олав окажет услугу и ему тоже, – ухмылялся Хагаль, вождь одной из корабельных дружин.

– У Олава есть сын, – напомнил Альрек. – Тоже Бьёрн. Он примерно моих лет.

– Ну, он-то не будет мне соперником, он и сам младше меня, и его отец был младше моего, – заметил Эйрик. – Но старый Бьёрн всем оказал бы услугу, если бы наконец согласился сдохнуть.

– Так зачем ты дал ему время отлежаться? – снова возмутился Альрек, который изначально был против этого перемирия.

Эйрик не сразу ответил. Альрек лишь сердито смотрел на него: он хорошо знал, что его старший брат упрям, и даже если его решение не выглядит разумным, переубедить его не выйдет.

– Это из-за снов, – сказал он наконец.

– Из-за снов! – Альрек чуть не подпрыгнул. – С каких это пор ты стал ждать подсказки от снов?

Эйрик еще помолчал.

– Если бы я мог верно разгадать этот сон… Говорят, что видеть себя во сне голым – это к болезни. Но я был перед Ясенем, и моя спе-диса окликала меня. Может, это означает смерть. А может… некое новое рождение.

– Но чтобы родиться заново, тебе сначала придется умереть! – сказал Альрек, уже знавший об этом сне. – Сначала погибнуть со славой, чтобы тебя положили в курган, и чтобы твоя спе-диса вошла туда с тобой, чтобы умереть вместе, и только потом вы оба сможете родиться заново. Я слышал саги, это так делается. Только у кого тебе опять родиться, если ни я, ни Бьёрн Молодой не женаты? Старый пень, слава асам, уже на такие дела не способен.

– Может, и так, – без тревоги согласился Эйрик. – Но спе-диса пока еще ничего мне не сказала. Я не знаю, для чего она меня зовет.

– Ну… так пойди и спроси! – посоветовал Альрек. – Я бы так поступил. Только у меня никакой спе-дисы нет.

– Сдается мне, что судьба моя должна начаться заново. Но куда она теперь меня поведет – к удаче и славе или к поражению и смерти… Не то чтобы я одного боялся больше, чем другого… Но думается мне, эту отсрочку и я тоже могу обратить себе на пользу… А заодно и тебе.

– А мне-то как?

– Может так случиться, что тебе представится случай немного побыть конунгом!

* * *

Не ожидая от своего упрямого деда ничего хорошего, Эйрик, однако, недооценил его хитрость. Старый Бьёрн вовсе не был болен. Сам он чувствовал себя не хуже обычного, но, почти одновременно с вестью о появлении непокорного внука, получил и другую весть, еще сильнее его встревожившую.

В Уппсалу приехал Идмунд сын Гардара – пятнадцатилетний внук госпожи Трудхильд, по молодости оставленный мужчинами дома. Целый день он скакал верхом вдоль рукавов и заливов Озера, прихватив даже часть светлой ночи. От усталости и важности порученного дела, от тревоги он был бледен и едва стоял на ногах, однако твердым голосом потребовал, чтобы конунг выслушал его наедине. Хольти, любимый конунгов раб, провел его в спальный покой, где Бьёрн сидел на своем покрытом соболями ложе. Закрыв за ним дверь, Хольти привалился к ней спиной.

– Конунг, я принес тебе тревожную весть, – начал юноша, изо всех сил стараясь сохранять самообладание и не забыть подготовленную речь.

Однако с таким поручением и более взрослый человек с трудом бы управился. Хоть Идмунд и вырос внуком знаменитой колдуньи, быть посредником между нею и самим конунгом, чью