— Ну что ж, с матерями я познакомилась, пора и на деток посмотреть. Веди нас, Иван Леонтьевич, в театральную залу.

Дверь во флигель бесшумно отворилась, и в нее вошли Наталья Демьяновна с компаньонкой, Теплов с двумя своими секретарями, а затем Шалыгин и Татьяна Степановна с Еленой Никитичной, которым было позволено, как матерям главных исполнителей, присутствовать на репетиции.

Остальные гости, побродив еще немного по большой зале, были вежливо, но настойчиво выпровожены оттуда дворецким. Мало кто из них успел заметить появление Криничной и Томской. Между тем среди гостей были двое, которых приезд благородных вдов мог бы живо заинтересовать. Но как раз именно эти двое в момент появления Татьяны Степановны и Елены Никитичны были заняты беседой друг с другом и находились не в той стороне залы, через которую прошли вдовы. Так и получилось, что Вера Томская и Остап Новохатько вовремя не узнали о приезде почтенных дам, вызванных в дорогу «доброжелательными» письмами.

Беседа, которою были так увлечены Вера и Остап Борисович, касалась, разумеется, Дениса и Насти. Их одновременное исчезновение из Глухова выглядело не просто досадным, но и весьма подозрительным и, конечно же, не могло не волновать Веру и Остапа Борисовича. Когда, перебрав все возможные толкования этого отъезда, Томская и Новохатько так и не пришли ни к какому выводу, в толпе гостей возникло шевеление, вызванное просьбами дворецкого следовать к выходу. Только оказавшись за пределами дворца, Вера и Остап Борисович узнали из разговоров в толпе о возвращении в Глухов Насти и Дениса и о приезде их матерей, которых Шалыгин успел представить Наталье Демьяновне, пока Томская и Новохатько были заняты беседой. Товарищи по несчастью кинулись было засвидетельствовать свое почтение вдовам, но театральный зал оказался закрыт, поскольку на репетицию были допущены лишь избранные. Пришлось Вере и Остапу Борисовичу набраться терпения и ждать.

Между тем на сцене театрального зала уже шел генеральный смотр. Чтобы сразу же расположить строгих ценителей, коими являлись Теплов и его секретари, Иван Леонтьевич решил начать с самой выигрышной сцены — знакомства Катарины и Петруччо.

Шторы на окнах были задернуты, и лица немногочисленных зрителей тонули в полумраке, а потому актеры, выступавшие на ярко освещенной сцене, не сразу могли разглядеть тех, кто оценивал их мастерство. Впрочем, увлеченные игрой, они почти не смотрели в зал. Зато Татьяна Степановна и Елена Никитична наблюдали за сценой с восторгом, не отрываясь.

И в самом деле, игра актеров стоила того, чтобы ею восторгаться. Настя и Денис играли увлеченно, с азартом, позабыв о том, что они на сцене. Их сверкающие взгляды, колкие реплики, порывистые движения, — все было подобно искрам от удара скрещенных клинков.

— И до чего ж славно играют… — прошептала Елена Никитична, наклонившись к Татьяне Степановне. — Ваша дочь — настоящая красавица. И у нее талант.

— Только характер у нее — не лучше, чем у этой Катарины, — вздохнула Криничная. — Она и впрямь нуждается в укрощении.

— Мой Денис тоже, — усмехнулась Томская. — Однако на сцене они неплохо укрощают друг друга.

— Если бы в жизни моя Настя встретила такого славного и умного парня, — пробормотала Татьяна Степановна, не сводя глаз со сцены.

— Красивая пара, ничего не скажешь, — заметила ее соседка. — Неужели эти герои так и не поладят между собой?

Сцена знакомства Катарины и Петруччо подходила к концу; из-за кулис появились актеры, изображавшие старика Баптисту и других персонажей; выглядели они слегка беспомощно, но искрометная игра главных героев отвлекала внимание зрителей от второстепенных фигур. Наконец, воскликнув свою прощальную реплику: «Целуй же, Кет, меня без опасенья, сыграем свадьбу в это воскресенье!», Денис схватил Настю в объятия и, преодолев отчаянное сопротивление девушки, крепко ее поцеловал. Поцелуй получился столь впечатляющим, что Наталья Демьяновна и сидевший в зале синьор Валлоне невольно зааплодировали. Шалыгин с вопросительно-довольным видом оглянулся на Теплова, но тот хранил непроницаемое выражение и лишь соизволил слегка ударить ладонью о ладонь в знак снисходительного одобрения. Елена Никитична и Татьяна Степановна тоже хотели бы воздать хвалу талантам своих чад, но не решились сделать это громогласно, а только лишь переглянулись с понимающими улыбками. Благодаря тому, что сидели они тихо, да еще и в полумраке, Настя и Денис их не заметили и убежали за кулисы, не ведая, что играли под взглядами своих родительниц.

Дальше наступила очередь Бьянки и Люченцио, которых не очень умело, но старательно изображали Мотря и Тарас.

Тем временем Настя и Денис продолжали свое бурное объяснение уже за кулисами. Пользуясь всеобщей суетой, Настя пробежала между декорациями и спряталась за шторой у окна. Она боялась и в то же время втайне надеялась, что Денис без труда ее здесь найдет. Так оно и случилось. Чуть отодвинув штору, он увидел девушку прямо перед собой — и тут же заслонил ей путь к отступлению. Она вздрогнула и прижала ладони к своим раскрасневшимся щекам. Ее дыхание было учащенным, огромные черные глаза влажно блестели в полумраке.

— Настя, это же глупо — бегать друг от друга, словно мы маленькие дети, — сказал Денис, отводя ей руки от липа. — Давай наконец объяснимся.

— Уже объяснились в Криничках, о чем еще говорить? — нервно дернулась Настя. — Вы сказали мне, что я не подхожу вам в жены, потому что…

— Это неправда! — горячо запротестовал Денис. — Только ты одна мне и подходишь в целом свете. Но я был так ошеломлен появлением этого золота, что вконец растерялся. Ты не захотела меня выслушать, а я сразу не смог объяснить. Умоляю, выслушай хотя бы теперь, и ты все поймешь.

Он приблизил свое лицо к Настиному, и она чуть отодвинулась назад. Ее губы все еще горели от поцелуя, к которому Денис принудил ее на сцене.

— Ладно, говорите, только кратко, — пробормотала она, стараясь не встречаться с ним взглядом.

— Помнишь, я говорил о разочаровании, которое пережил, вернувшись из-за границы на родину? Ты, наверное, подумала, что я это сказал в философическом смысле: вот, дескать, увидел, как скудно и грязно живет народ в родном отечестве, как правят всюду интриганы и лихоимцы, — да и запечалился. Так? Нет, я был слишком молод, чтобы мучиться мировой или общественной скорбью. Причина была вполне личная. Некий богатый самодур, вышедший в дворяне из откупщиков, однажды за столом стал бахвалиться, да при этом каждым словом выдавал свое невежество. Тут я поневоле вспомнил французскую комедию «Мешанин во дворянстве». А потом еще прочитал из Антиоховой сатиры: «Коли речь моя слаба, коли в ней ни чину, ни связи, — должно ль о том тужить дворянину?»[24]Самодур озлился, стал оскорблять меня, вспомнил недобрым словом и моего отца. Тогда я вызвал его на дуэль, хотя это было чистым безумием с моей стороны: я знал, что этот невежа заядлый охотник и прекрасно стреляет, а я в то время еще не успел толком обучиться стрельбе. Но отступать уж мне было негоже. На дуэли мы выстрелили почти одновременно, и я, конечно, промахнулся. А он прицелился точно мне в грудь, и лишь каким-то чудом я успел в последний миг заслониться пистолетом, и пуля только задела мне плечо. После этой дуэли меня обуял стыд: мне вдруг стало казаться, что я выгляжу этаким ученым неженкой. Оправившись от раны, я каждую свободную минуту стал посвящать стрельбе и фехтованию. От природы я не был обделен силой и ловкостью, а потому в ратных упражнениях делал успехи. Но мой коварный враг теперь уязвил меня с другой стороны. Он свел знакомство с управителем нашего имения под Тверью. Два мошенника быстро нашли общий язык и повели дело так, что скоро наше имение было вконец разорено. Мой враг еще больше разбогател и с помощью своих денег переманил одну актрису-француженку, с которой у меня был роман. При этом он во всеуслышание заявил, что поправить свои денежные дела я смогу только с помощью выгодной женитьбы. И даже предложил мне в жены свою сестру, о которой все знали, что она стара и уродлива. Дело у нас с ним опять дошло до дуэли, и на этот раз я его ранил. Но, даже раненый, он со злобой кричал мне: «Дурак ты, хоть и ученый! Когда вконец разоришься — женись на денежном мешке, иначе своих дел не поправишь». С тех пор прошло три года, и враг мой вместе с выжигой управляющим попали в тюрьму за казнокрадство, а я все еще не могу забыть той насмешки, которой он меня словно припечатал. Да и как забыть, если приятели столько раз со смехом меня спрашивали: «Что, брат Томский, когда женишься на денежном мешке?» Будто на другой способ обогащения у меня ума не хватит. Вот так порой насмешка ущемляет самолюбие на долгие годы. Прости меня, Настенька, что сразу все не рассказал.